Ознакомительная версия.
— Ну, гор Баин-Нуру и обо больших в Монголии также много, а деревья тоже на разных речках встречаются, — говорит Лобсын.
Мальчик, видимо, смутился и всхлипнул.
Мало-помалу мы из него вытянули, что отец привёз его прошлой осенью в монастырь и отдал в обучение ламам, чтобы он сам, подросши, ламой сделался. Ехали они туда три дня через горы У лам ему не понравилось, плохо кормят, заставляют полдня аргал собирать, а полдня учить непонятные молитвы, писать и заучивать какие-то знаки. Пришла весна, стало тепло; он убежал от лам и пошёл через горы домой. Шёл уже четыре дня, на первый день имел ещё с собой кусок мяса и немного дзамбы (поджаренной ячменной муки, заменяющей хлеб у монголов), а потом голодал, только воду пил, когда попадалась речка или ключ, и ел зелёную траву. Юрты кое-где видел, но обходил стороной, боялся, что задержат и отведут назад в монастырь.
— Ведь он такой же, как я, беглец! — сказал Лоб-сын. — И очень мне его жаль.
— Что же мы будем с ним делать? — спрашиваю. — Как найти его родителей, если Шара-Голов и Баин-Нуру много, а имена родителей, которые он назвал, тоже часто одни и те же у монголов?
Мальчик в это время уже крепко заснул, забравшись в палатку. Я постлал ему потник и укрыл ситцем, который дал караульный для обмена.
— Завтрашний день он побудет у нас, — говорю. — Пока мы сделаем попытку пробраться в рудник, он вместе с собакой будет наш стан и лошадей караулить, а там посмотрим, поедем назад и как-нибудь разузнаем про родителей.
Ночь прошла спокойно. Утром мальчик с нами позавтракал, стал доверчивее, рассказал, что родители у него бедные, юрта плохая, скота мало, детей несколько, старший сын пасёт их скот, а отец служит пастухом у богатого соседа, получает молоко, иногда барана, живут скудно, а всё-таки лучше, чем в монастыре у лам. Зовут его Очир.
Оставив его у палатки с поручением караулить её и лошадей, мы полезли вверх по правому склону долины, довольно крутому и высокому. Поднявшись на гребень отрога Алтая, который отделял эту долину от долины Алтын-Гола, мы увидели внизу под собой немного ниже по течению ручья, у рудника, юрты караульных, а пройдя по гребню шагов сто на юг, наткнулись на выход самой жилы в виде глыб желтоватого кварца. Мы прилегли, чтобы караульные не заметили нас на гребне, высмотрели, что немного ниже по склону виден небольшой отвал породы, уже заросший бурьяном, и чернеет отверстие старой выработки. Через него, очевидно, можно пробраться в выработки рудника, когда стемнеет и караульные не смогут увидеть нас.
Вернулись к палатке и провели почти целый день, варили обед, пасли коней выше по долине, чтобы к ночи оставить им траву ближе к стану; собирали аргал и кусты. Под вечер приготовили всё, что нужно было взять с собой в рудник: каёлку, зубило, молоток, пару свечей, мешок, верёвку, чёрные халаты, разрисованные по указанию Лобсына. При разборе вещей в сумах я нашёл свёрток хорошего ситца, аршин 12, который взял с собой на всякий случай для подарка или обмена на барана, если понадобится. «Вот, кстати, — думаю, — можно будет потом оставить караульному, который дал гнилой для обмена»; решил захватить его с собой в рудник. Перед закатом напились чаю, потом пригнали коней к палатке, привязали, посадили мальчика возле палатки у огонька, велели ему поддерживать огонь и смотреть за конями; привязали собаку, чтобы она не увязалась за нами. Мальчик с ней уже познакомился, обещал приготовить чай часа через три.
Чуть солнце закатилось, мы полезли опять на гору и на гребне отдохнули, дожидаясь, чтобы стемнело и караульные не смогли разглядеть, как мы спустимся к верхней выработке. Спустились и пролезли в неё, отошли осторожно несколько шагов вглубь и зажгли свечи. Верхняя штольня по жиле оказалась неглубокой, всего шагов десять. Но к самому забою, в котором белела жила кварца в пол-аршина толщины, нельзя было подойти — перед ним шла прямо вниз шахточка во всю ширину штольни. На верёвке опустили свечу до дна, оказалось сажён пять глубины. Зацепив верёвку за выступ камня, мы спустились вниз, осматривая жилу по пути. Кое-где в кварце блестело золото крупными зёрнами, но добывать их на весу было слишком трудно.
Со дна этой шахточки шёл штрек по жиле в глубь горы без выхода на поверхность, длиной шагов тридцать. Прошли по нему к забою. Жила была здесь уже почти в аршин. Кое-где в ней желтело золото, полосками в палец шириной и гнёздами в ноготь. Зубилом и каёлкой наломали кварца с золотом в разных местах по жиле, стараясь стучать меньше. Набрали несколько горстей, сколько могли отбить с поверхности; золото уходило в глубь забоя, но там оно уже было нам недоступно. Поэтому решили спускаться дальше. В начале этого штрека круто вниз шла наклонная шахточка, но на ней были вырублены ступеньки; мы спустились осторожно и попали в следующий глухой штрек сажён 10 ниже первого. Он также шёл по жиле в глубь горы шагов 30–35. В его забое мы снова наломали несколько горстей кварца с золотом. Здесь жила была в пять четвертей аршина и также богатая. И снова в начале штрека шла наклонная шах-точка вниз сажён на 10 ниже, а из неё в глубь горы штрек, где в забое мы ещё наломали кварца. То же повторилось ещё два раза, пока мы не спустились в самый нижний штрек, который имел уже выход, загороженный жердями и виденный нами от юрт караульных. Этот штрек уже представлял штольню. Он шёл в глубь горы шагов на сто, а в забое жила была в два аршина и очень богатая. Набрали в ней немного больше горстей, сколько можно было зубилом, по которому стучали, завернув его головку в тряпку, чтобы караульные не услыхали. У этого забоя уселись отдохнуть.
Я стал соображать, почему это все штреки выше нижней штольни — глухие, а из самого верхнего к верхней штольне ведёт отвесная шахточка. Очевидно, это было сделано для полного надзора за рудокопами, добывавшими золото. Они могли выходить из рудника только по нижней штольне, у устья которой их и осматривали и обыскивали, чтобы не выносили золота. Из верхнего штрека нельзя было вылезть по отвесной шахточке без лестниц. Эта шахточка и верхняя штольня нужны были для проветривания рудника естественной тягой согретого воздуха вверх по наклонным и по отвесной шахточке, тогда как свежий поступал по нижней штольне. Отвесная шахточка у самого забоя верхней штольни мешала подойти к нему, чтобы тайком ковырять золото.
Но и нам вылезть обратно через отвесную шахточку было невозможно: верёвку, которая помогла нам спуститься, мы наверху не оставили, не думая, что она понадобится на обратный путь. И теперь приходилось выйти по нижней штольне прямо к караулу. Жерди, которыми был закрыт выход, не представляли препятствия; они были только прислонены и перевязаны верёвкой, которую легко было разрезать и проделать себе проход, отодвинув несколько жердей. Но дальше? Собаки у юрт обязательно почуют нас и поднимут тревогу.
Ознакомительная версия.
