Но, кажется, он остался одиноким в своей оценке.
— Ужасный город! — сказал один.
— И какая грязь,— подтвердил другой.
— А какая некрасивая улица!
— Какие скучные дома!
— Как припекает солнце!
— Какие скверные мостовые!
Это последнее восклицание принадлежало барону.
— И какая гостиница! — сказал в свою очередь Саундерс голосом скрежещущей пилы.— По всему видно, что нам предлагают гостиницы высшего класса.
Следовало признать, что Саундерс был во многом прав. Действительно подали яйца, ветчину, курицу. Но все остальное оставляло желать лучшего. На несвежей скатерти были дыры, вилки оказались железными, сомнительной чистоты тарелки в течение трапезы не менялись.
Томпсон пошел в наступление:
— Имеет ли смысл убеждать господина Саундерса в том, что понятие «гостиница первого класса» относительно? Скромная харчевня в окрестностях Лондона на Камчатке считалась бы комфортабельной гостиницей.
— Как если бы,— перебил его Гамильтон,— будучи в любой латинской стране, населенной представителями другой расы, мы оказались бы в английской колонии…
Барон не смог закончить свою мысль, потому что все стали шумно подниматься из-за стола. Томпсон с удовлетворением отметил, что колонна снова построилась. Каждый встал на место, которое занял утром. Никаких протестов! Понятие о своем месте, видно, присуще людям изначально.
И опять, но при гораздо большем стечении народа, колонна последовала по улице, где злополучный барон разбил монокль. Проходя мимо места, где случилось несчастье, барон бросил беглый взгляд на магазинчик, хозяин которого обещал ему помочь. Торговец находился на пороге. Он тоже узнал своего клиента. И, как показалось Гамильтону, посмотрел на него осуждающим взглядом.
Колонна повернула налево, миновала последние дома. Дальше дорога пошла вдоль причудливо извивающейся реки. Но растянувшиеся в длинную цепь туристы уделяли мало внимания ее живописным, постоянно меняющимся берегам. Все красоты, не означенные в программе, для них будто не существовали. Более того, они как бы и вообще не существовали.
Через полмили столкнулись с преградой — чудовищным нагромождением скал, отсюда река низвергалась водопадом. Колонна свернула и продолжала подыматься по склону.
Жара была в самом разгаре, но переносили ее довольно легко. В овраге, где проходил путь, было много деревьев. Кедры, орешники, каштаны, буки отбрасывали освежающую тень.
Восхождение продолжалось полчаса, и вдруг горизонт раздвинулся. Дорога, продолжая тянуться все увеличивающимся в своих размерах оврагом, вскоре вышла на большую равнину.
Томпсон дал знак, и туристы, подобно маневрирующим солдатам, быстро сомкнулись вокруг Робера. Гиду это чисто английское поведение показалось смешным, но он постарался не выдать своего к этому отношения и спокойно пояснил:
— Перед вами, дамы и господа, места первых поселений фламандцев[54], которые колонизовали остров до португальцев. Как вы, наверное, заметили, жители этой долины во многом сохранили язык, внешний облик, одежду своих предков.
Робер умолк. В конце концов, стоит ли продолжать рассказ, если туристы не в состоянии ничего замечать сверх программы. Впрочем, все казались довольными, поскольку то, что значилось в программе, хотя бы издали, мимоходом, они увидели. Не послышалось ни вопроса, ни замечания.
По сигналу Томпсона колонна построилась, как дисциплинированное подразделение. Все равнодушно отвернулись от пленительного пейзажа.
И совершенно напрасно. Сжимаемая покатыми холмами, испещренная ручейками, эта поистине фламандская долина дышала вергилиевским[55] очарованием. Плодородные пастбища, где паслись стада быков, сменялись полями пшеницы, маиса, ячменя. В лучах солнца блестели прихотливо разбросанные светлые дома.
— Настоящая нормандская Швейцария,— проговорил Роже.
— Уголок нашей страны,— меланхолично откликнулся Робер.
Обогнув город Орта с севера, колонна свернула направо, и фламандская долина исчезла. Вместо полей путешественников теперь окружали огороды. Лук, картофель, горох чередовались с арбузами, тыквами, дынями.
Но пришла пора распроститься с этим благодатным краем. Туристы стали спускаться к городу.
Дорога шла мимо бесконечных вилл, великолепных садов. Экзотические[56] местные виды растений сменялись европейскими, иногда чрезвычайно больших размеров. Пальма росла рядом с дубом, акацией, бананом и апельсином. Липа и тополь соседствовали с эвкалиптом, ливанский кедр — с бразильской араукарией. Фуксии достигали высоты больших деревьев.
Было четыре часа пополудни. Косые лучи заходящего солнца почти не проникали сквозь могучую крону огромных деревьев. После страны Ханаан[57] путешественники попали в земной рай.
Туристы невольно замедлили шаг. В прозрачной тени деревьев, ласкаемые в тишине теплым бризом[58], они наслаждались дивной прогулкой.
Дошли до западного форта, затем проследовали вдоль парапета.
Пробило полпятого, когда прибыли в порт. Колонна разделилась. Одни предпочли подняться на борт. Другие разошлись по городу, кто куда.
Робер должен был отправиться в отель де ла Виерж, чтобы убедиться, что все готово на завтра. После этого он собирался вернуться на «Симью», но в этот момент наткнулся на сэра Гамильтона.
Тот был разъярен.
— Сэр,— сказал он резко.— Случилось что-то непонятное. Оптик, с которым я договорился утром, категорически отказывается чинить мой монокль. Я совершенно ничего не понимаю в его проклятой тарабарщине, поэтому соблаговолите пойти со мной, чтобы объясниться.
— К вашим услугам,— ответил Робер.
Войдя в магазин несговорчивого торговца, Робер начал громко и энергично с ним спорить. Что-то, видно, очень насмешило гида, он подавлял отчаянное желание расхохотаться. Когда взаимный обмен репликами кончился, Робер обратился к барону:
— Сеньор Луиш Монтейру отказывается работать, потому…
— Почему же?…
— Потому только, что вы не поприветствовали его в этот полдень.
— Что такое? — воскликнул ошеломленный Гамильтон.
— Именно так! Когда мы после обеда проходили мимо, сеньор Луиш Монтейру стоял в дверях. Он вас видел, и вы его тоже узнали, он в этом убежден. Однако вы не соблаговолили послать ему приветствие. Такова ваша вина в его глазах.
— Пошел он к черту! — вскричал разгневанный Гамильтон.
Роберу с трудом удалось ему объяснить, насколько строги в своих правилах жители Азорских островов. Они во всем следуют этим правилам неукоснительно. Если вы хотите нанести визит вашему другу, то предварительно должны испросить у него разрешение. Если вас лечит врач, обувает сапожник, обслуживает булочник, то только при условии, что вы их приветствуете при встрече и одариваете подарками в определенные дни.
