Ознакомительная версия.
Без знания языка почти все основывается на догадках, которые обыкновенно подвержены бывают великим погрешностям. Англичанин сей рассказывал нам, что он живет здесь уже семь лет и что он был высажен с английского купеческого корабля возмутившимися на нем матросами, к стороне которых он не пристал. Здесь он женился на королевской родственнице, почему и уважаем чрезвычайно; следовательно, не трудно для него оказать нам полезные услуги. Между прочим советовал он нам опасаться одного француза, находящегося также здесь уже несколько лет, который добровольно со своего корабля остался на сем острове. Он описывал его как самого худого человека и называл своим врагом непримиримым, который употребляет все средства к оклеветанию его перед королем и островитянами, прибавив к тому, что нередко покушался он и на жизнь его.
Итак, даже и здесь не могла не обнаружиться врожденная ненависть, существующая между англичанами и французами. В бытность нашу на острове Нукагива употреблял я все возможные средства к восстановлению между ними согласия. Я представлял им, что они, будучи поселены судьбою между народом неверным, обманчивым и жестоким, как то самый уверяет их опыт, обязаны непременно для собственной своей пользы жить в согласии и дружестве. Не преминул я повторить им многократно, что единодушие и дружество, при благоразумном употреблении превосходнейших их знаний, есть единственные средства возыметь верх над всеми островитянами; в противном же случае должны они ежеминутно опасаться сделаться безвременною жертвою своей зловредной взаимной ненависти.
Они дали мне, наконец, обещание примириться между собою и жить в дружеском согласии, в доказательство чего в присутствии моем, в знак восстановления всегдашнего мира, пожали друг другу руки. Но англичанин, по имени Робертс, сказал мне при самом французе, что он не смеет положиться на таковое дружеское с ним примирение, поелику неоднократно уже просил он его жить с ним согласно и дружелюбно, но он никогда тому не хотел следовать.
В полдень стали мы на якорь в порте Анны-Марии на глубине 16 саженей, грунт – мелкий песок с глиною, в расстоянии несколько более полумили от северного и на четверть мили от южного берега.
Глава VII. Пребывание у Нукагивы
Едва только бросили мы первый якорь, вдруг окружили корабль наш несколько сот островитян вплавь, предлагавших нам в мену кокосы, плоды хлебного дерева и бананы. Всего выгоднее могли мы променивать им куски старых пятидюймовых обручей, которых взято мною в Кронштадте для таких случаев довольное количество. За кусок обруча давали они обыкновенно по пяти кокосов или по три и по четыре плода хлебного дерева. Они ценили такой железный кусок весьма дорого, но ножи и топоры были для них еще драгоценнее. Малым куском железного обруча любовались они, как дети, и изъявляли свою радость громким смехом. Выменявший такой кусок показывал его другим, около корабля плавающим, с торжествующим видом, гордясь приобретенною драгоценностью. Чрезмерная радость их служит ясным доказательством, что они мало еще имели случаев к получению сего высоко ценимого ими металла. По объявлению Робертса, семь лет уже здесь живущего, приходили сюда во все сие время только два малых американских купеческих судна.
Узнав, что здесь мало свиней, велел я разгласить, что ножи и топоры промениваться будут только на них. Служителям корабля тотчас же по прибытии дано от меня приказание, чтобы они до тех пор, пока не запасемся съестными припасами, не выменивали ничего у островитян, хотя бы случились какие-либо редкости.
Для избежания всякого притом беспорядка определил я надзирателями лейтенанта Ромберха и доктора Эспенберга и им только одним позволил покупать жизненные потребности; но когда открылось, что свиней получить было не можно, в кокосах же и плодах хлебного дерева недостатка быть не могло, то по нескольких днях отменил я сие приказание, позволив выменивать все, что кому понравится или что попадется из редкостей сего острова.
В 4 часа пополудни прибыл на корабль к нам король с своею свитою. Он назывался Тапега Кеттонове, человек лет около 45, весьма сильный и благообразный, имевший толстую широкую шею; цвет тела его очень темный и близкий к черному, весь испещрен насеченными на коже узорами, даже и на обритой части головы. Он не отличался наружно ничем от своих подданных и был также весь голый, не имея на себе ничего, кроме чиабу[37]. Я повел его в свою каюту, подарил ему нож и аршин двадцать красной материи, которою он тотчас опоясался. Свиту его составляли по большей части родственники, которые также были одарены мною. Робертс не советовал мне быть щедрым, говоря, что сии островитяне не признательны и что я и от самого короля не получу ни малейшего отдарка. Не имев намерения ожидать чего-либо взаимно и одаряя их вещами малоценными, не последовал я его совету.
При сем первом случае не упустил я обратить внимание короля на величину корабля нашего и на множество пушек, уверяя его притом, что не желаю никак употреблять оных против его подданных, если только он даст им строжайшее приказание не делать против нас никаких худых поступков. Я думал прежде, что власть королей островов сих столько же велика, как на островах Сандвичевых и Дружественных, однако скоро уверился о противном тому. Он, вышел из каюты на шканцы и, увидев там малых бразильских попугаев, удивился им крайне, изъявляя чрезмерную радость, сел пред ними, рассматривал и любовался долго.
В намерении приобрести его расположение подарил я ему одного из оных. На другой день прислал он ко мне свинью. Почему я и заключил, что Робертс худо перевел ему мои мысли и заставил его думать, что ему попугая не дарю, но продаю. При захождении солнца поплыли все мужчины к берегу, но женщины, более ста, оставались у корабля, близ коего плавали они около пяти часов и употребляли все искусства, как настоящие в том мастерицы, к обнаружению намерения, с каковым они сделали нам посещение. Наконец, они уже не сомневались, как я думал, и сами в том, что мы желания их уразумели, потому что их телодвижения, взгляд и голос были весьма выразительны. Корабельная работа, коей прервать было не можно, препятствовала обращать на них внимание, и я отдал приказ, чтобы без особенного моего позволения не пускать на корабль никого ни из мужчин, ни из женщин, выключая одну королевскую фамилию.
На другой день поутру окружили корабль многие сотни плававших островитян, принесших в руках и на головах кокосы, бананы и плоды хлебного дерева для продажи. Королевская фамилия прибыла на корабль поутру в 7 часов, которую провел я в каюту для того, чтобы одарить каждого. Портрет жены моей, написанный масляными красками, обратил особенно на себя их внимание. Долгое время занимались они оным, изъявляя разными знаками свое удивление и удовольствие. Кудрявые волосы, которые, вероятно, почитали они великою красотою, нравились каждому столько, что всякий на них указывал. Зеркало также не меньше их удивляло. Хотя они и осматривали стену позади оного для изучения этого странного явления, однако нельзя думать, чтобы некоторые из них не имели случая видеть оного прежде. Но большое зеркало, в коем видеть могли все тело, долженствовало быть для них нечто новое. Королю понравилось смотреться в него столько, что он при каждом посещении приходил прямо в каюту, становился перед сим зеркалом и из самолюбия ли или любопытства смотрелся в него, к немалой моей скуке, по несколько часов сряду.
Решив ехать на берег как для отдания визита королю, так и для поиска пресной воды, которою следовало запастись, и не желая, чтобы в отсутствии моем находились на корабле гости, приказал я сделать пушечный выстрел, поднять красный флаг, объявить корабль табу[38] и вдруг прервать всякую мену. Следствием сего было то, что никто более не смел на корабль всходить; однако плававшие около оного не удалялись. В 10 часов поехал я на берег с господином посланником и большею частью корабельных офицеров. Оказанная нам королем и его родственниками приязнь и общее островитян расположение подавали мне великую надежду на мирный прием по нашем прибытии на берег; но, невзирая на то, почитал я за нужное взять предосторожность и ехать к ним, вооружась лучшим образом. Итак, кроме шлюпки своей, взял я с собою еще гребное судно и шесть человек с ружьями.
Каждый из гребцов имел два пистолета и саблю, все офицеры вооружались весьма достаточно. Англичанин и француз сопутствовали нам как толмачи для переговоров. Чрезвычайное множество народа собралось в том месте, где выходили мы на берег, что по причине сильных бурунов было довольно затруднительно. Между оным не находилось ни короля, ни его родственников; однако островитяне были учтивы и почтительны. По испытании пресной воды, которая оказалась весьма хорошею, пошли мы к стоявшему недалеко от берега дому, у которого ожидал нас сам король. В 500 шагах от дома встречены мы дядей его, который купно был ему и отчим и назывался всегда отцом королевским. При 75-летней старости казался он совершенно здоровым. Живость глаз и черты лица его показывали в нем решительного и неустрашимого мужа. Он был, как то мы узнали после, один из величайших воинов своего времени и теперь еще имел перевязанную рану около глаза. В руке держал длинный жезл, которым тщетно старался удержать народ, толпившийся за нами.
Ознакомительная версия.
