Девять больших бревен, на которых мы намеревались перейти через океан, мы несколько заострили снизу, чтобы они легче скользили по воде, а в носовой части, почти над уровнем воды, устроили низкий борт.
Между бревнами в некоторых местах были большие просветы; мы опустили в них, в общей сложности, пять больших сосновых досок, концы которых отвесно уходили на полтора метра в воду. Эти доски, толщиной в один дюйм и шириной в несколько футов, были вставлены нами без всякой системы и удерживались в вертикальном положении лишь клиньями и тросами. Они должны были служить небольшими параллельными килями или, точнее, выдвижными килями. Индейцы-инки имели такие килевые доски на всех своих бальзовых плотах задолго до открытия Америки: доски Препятствовали сносу плота ветром или волнами. На нашем плоту не было никаких ограждений или поручней, и лишь по обеим сторонам плота мы укрепили, как опору для ног, по длинному бальзовому бревну.
Наш плот был точной копией древних перуанских и эквадорских плотов, за исключением низкого борта в носовой части, который, впрочем, оказался совершенно ненужным. В остальном мы оборудовали все на палубе по своему вкусу, поскольку это не оказывало влияния на основную конструкцию плота. Мы знали, что плот будет на длительный срок всем нашим миром, и поэтому даже самые незначительные пустяки со временем будут приобретать все большее и большее значение.
Мы постарались сделать как можно разнообразнее нашу маленькую палубу. Например, она не была сплошь покрыта бамбуковыми планками. Бамбук настлан был лишь перед хижиной и вдоль ее правой стороны, где не было стены. За левой стеной хижины был как бы задний двор, забитый намертво укрепленными ящиками и снаряжением, между которыми был оставлен узкий проход. В носовой части и на корме за хижиной бальзовые бревна ничем не были покрыты. Поэтому, расхаживая по плоту вокруг бамбуковой хижины, мы переходили с бамбукового пола и плетеных цыновок на круглые серые бревна на корме и затем пробирались на другую сторону через склад ящиков и снаряжения. Шагов мы делали, в общем, не так уж много, но разнообразие было налицо, и оно производило определенный психологический эффект и в какой-то мере компенсировало нас за ограниченную свободу движений. Кроме всего прочего, мы устроили на верхушке мачты небольшую площадку. Сделали мы это не столько для того, чтобы иметь наблюдательный пост, откуда можно будет увидеть землю, сколько для того, чтобы лазить туда во время путешествия и смотреть на море не только с плота.
Плот приобрел уже определенные очертания и плавал в верфи между военными судами, сверкая желтизной зрелого бамбука и яркой зеленью банановых листьев, когда туда прибыл сам военно-морской министр. Мы были очень горды своим плотом, который среди огромных грозных военных кораблей казался нам свежим и ярким напоминанием о временах инков. Но военный министр был потрясен до глубины души тем, что он увидел.
Меня вызвали в военно-морское министерство и предложили подписать бумагу, в которой говорилось, что министерство не несет никакой ответственности за то, что было нами построено на подведомственной ему верфи. Кроме того, я подписал бумагу начальнику порта, в которой было сказано, что, если я выйду из порта Кальяо с людьми и грузом на плоту, я целиком и полностью отвечаю за связанные с таким рискованным шагом последствия.
Некоторое время спустя несколько иностранных военно-морских экспертов и дипломатов получили разрешение посетить верфь и осмотреть наш плот. Нельзя сказать, чтобы представшее перед их глазами зрелище их воодушевило. А несколько дней спустя после их посещения меня вызвал посол одной великой державы.
- Ваши родители живы? - спросил он. Получив утвердительный ответ, он посмотрел мне прямо в глаза и сказал глухим и зловещим голосом:
- Вашему отцу и вашей матери будет очень тяжело, когда они узнают о вашей гибели.
Он просил меня отказаться от моей затеи, пока не поздно: адмирал, видевший наш плот, заверил его, что нам не добраться живыми до Полинезии. Прежде всего никуда не годятся размеры плота: ведь он так мал, что в сильный шторм обязательно перевернется. Но в то же время он настолько велик, что может оказаться одновременно на гребнях двух волн, от чего под тяжестью груза и людей хрупкие бальзовые бревна переломятся пополам. Хуже всего было то, что крупнейшие специалисты по бальзовой древесине заверили его, что это пористое дерево так быстро поглощает воду, что мы непременно затонем, не пройдя и четверти пути.
Все это звучало весьма зловеще, но я не отступал от своих намерений, и тогда посол подарил нам на дорогу... библию. Ничего хорошего не обещали нам и эксперты, осматривавшие наш плот. Штормы или ураган смоют нас за борт и разобьют наш низкий и открытый плот, который вообще может только беспомощно дрейфовать кругами в море и будет игрушкой для ветра и волн. Волны будут перекатываться через плот даже при самом легком бризе, а наша одежда будет все время пропитана соленой морской водой; она постепенно разъест кожу на ногах и испортит все, что мы с собой возьмем. Если бы подвести итог всему тому, что посещавшие нас один за другим эксперты считали главным недостатком нашего плота, то на нем не было такого конца, угла, бревна или щепочки, которые не сулили бы нам неминуемой гибели. Люди заключали пари на большие суммы, сколько дней плот продержится на воде, а один легкомысленный военно-морской атташе заявил даже, что он согласен до конца жизни обеспечить всех участников экспедиции виски, если только они живыми доберутся до любого из островов Южных морей.
Совсем плохо стало, когда в порт зашел норвежский пароход и мы привезли на верфь капитана и двух самых опытных морских волков. Мы горели нетерпением узнать мнение людей, познакомившихся с морем на практике. Представьте себе наше разочарование, когда они единодушно заявили, что ставить парус на такой тупоносой, неуклюжей посудине совершенно бесполезно; а капитан утверждал, что если нам даже и удастся на ней двигаться, то мы не меньше года, а то и двух будем дрейфовать в течении Гумбольдта, Боцман осмотрел все крепления и только покачал головой. По его мнению, нам не следовало особо беспокоиться: не более чем через две недели все канаты перетрутся о бревна, которые будут беспрестанно двигаться вверх и вниз. Нам следует заменить пеньковые канаты стальными тросами и цепями или отказаться от затеи с экспедицией.
Тяжело было выслушивать все эти предсказания. Достаточно сбыться одному из них, и мы погибнем. Боюсь, что в те дни я неоднократно задавал себе вопрос, знаем ли мы, на что идем. Я не мог опровергнуть ни одно из предостережений - ведь я не был моряком. У меня был лишь один козырь, и на нем было основано наше путешествие. Я твердо знал, что древняя культура Перу была перенесена на острова Южных морей в те времена, когда единственными судами у этих берегов были такие плоты, как наш. И я делал соответствующий вывод: если в V веке нашей эры, когда на плоту был Кон-Тики, бальзовые деревья не затонули и найтовы выдержали, то так будет и теперь, если только наш плот явится точной копией его плота. Бенгт и Герман усиленно занялись теорией, и вообще, пока эксперты причитали, наши парни, не принимая их слов к сердцу, чудесно проводили время в Лиме. Только однажды вечером Турстейн вдруг озабоченно спросил меня, уверен ли я, что морские течения идут в нужном нам направлении. Незадолго до этого мы смотрели кинофильм с участием Дороги Ламур, танцевавшей в коротенькой соломенной юбочке в толпе девушек танец "хула" под пальмами на одном из островов Южных морей.
