Однажды громкий крик журавля привлек мое внимание. «Что там случилось?» — подумал я и поспешил в конец двора, откуда доносились настойчивые крики птицы. Здесь несколько грядок маленького огорода, сейчас заросшего пожелтевшей растительностью, были обнесены старой рыболовной сетью. В ней, запутавшись в ячейках, беспомощно висела одна моя куропатка, около нее суетился маленький петушок и, с опаской дергая клювом сетку, кричал журавль. Я поспешил взять бьющуюся куропатку в руки. Журка перестал кричать, но вполне успокоился только после того, как я освободил глупую птицу из сетки и выпустил ее во двор.
Журка, видимо, хорошо знал хищных-птиц. Пролетевший низко над двором ястреб-перепелятник или парящий в небе орел всегда привлекали его внимание. Повернув голову набок и зорко всматриваясь в летящую птицу своим красным глазом, журавль громким криком оповещал все живое об опасности. Но и сам он, видимо, боялся этих страшных пернатых и спешил укрыться от них под группой росших во дворе акаций. И если о настоящих хищниках журавль только предупреждал криком, то в отношении серых ворон он прибегал к более активным действиям. «Крри», — издавал он короткий резкий крик и стремительно налетал на опустившуюся во дворе ворону, заставляя ее переместиться на другое место. «Крри», — продолжал он гонять ворону до тех пор, пока та наконец теряла надежду завладеть чем-нибудь съедобным и убиралась подальше от голосистой, настойчивой птицы.
Но совершенно иначе ручной журавль реагировал на появление всего живого, что при своем передвижении пользовалось не двумя, как птица, а четырьмя конечностями. Появление во дворе всех четвероногих — от собаки до мышонка — вызывало в журавле самый энергичный протест, выражавшийся в криках и действиях.
Боясь надоесть читателю, я расскажу только о двух маленьких происшествиях. Одно из них было связано с кошкой, другое — с крошечным мышонком.
Однажды в холодный декабрьский день я выпустил из сарая во двор всю свою живность. Ночью выпал снег и сейчас слабо таял под холодными косыми лучами солнца. Вероятно, наличие снега и холодный ветер вскоре побудили моих питомцев забраться в сарай и рассесться там на толстом слое сена. В это время на росших во дворе акациях копошилась птичка — так называемая большая синица. Неподалеку от жилых построек она разыскала часть шапки подсолнуха, наполненного семенами, и сейчас то и дело появлялась здесь, чтобы завладеть семечком. С трудом справляясь с порывами ветра, она перетаскивала семечко на акацию, вскрывала и съедала его и опять летела за новой добычей. Частые перелеты птички над самой землей вскоре были замечены кошкой. Однако хитрый хищник не стал пытаться поймать синицу близ построек, где негде было укрыться. Кошка залегла на пути перелета синицы, спрятавшись за лежащим поленом, и отсюда внимательно следила за движением птицы. Чем ближе пролетала синица, тем напряженнее прижималась к земле кошка — вот-вот прыгнет. Эту сцену я наблюдал через окно комнаты и только хотел выйти наружу, чтобы выгнать кошку из ее засады и прекратить этим опасную игру, как увидел Журку. Он быстрыми, но осторожными шагами незаметно подошел сзади к кошке, сильно ударил ее клювом в спину и, резко крикнув, подскочил вверх. Как будто подброшенная электрическим током, кошка также подлетела на метр в воздух и затем, не помня себя, кинулась через весь двор к строениям. Летя над самой землей, Журка с громким криком наносил ей удар за ударом, дергая ее за хвост, и прекратил преследование только после того, как кошка скрылась в отдушине подполья. Само собой разумеется, что после этого случая наш двор кошка считала далеко не безопасным местом и не пыталась здесь охотиться за птицами.
В одно прекрасное утро, кормя птиц во дворе, я обнаружил, что у меня совсем мало осталось корму. Тогда, чтобы освободить мешок, я вытряс все остатки среди кормившихся птиц. Вдруг ручной журавль подлетел в воздух и издал такой резкий крик, что я вздрогнул от неожиданности. Все остальные птицы, привыкшие всегда считать крик журавля сигналом тревоги, рассыпались в разные стороны. Недоумевая, я замер на месте и ждал, когда пыль от мешка осядет на землю и позволит выяснить, что случилось. Виновником тревоги оказался маленький мышонок. Я вытряс его на землю вместе с зерном из мешка и этим вызвал переполох среди моего птичьего населения. Преследуемый журавлем, каким-то чудом мышонок избежал гибели и скрылся в норке под стенкой сарая. В течение нескольких последующих дней осторожная птица зорко следила за темным отверстием норки. Вероятно, журавль был уверен, что скрывшийся мышонок вновь появится наружу.
Рано наступает на юге весна. В самом начале марта прилетели скворцы. Почти одновременно с ними в степях появились большие табуны дроф, а спустя неделю я уже видел над городом крикливую стаю гусей. «Когда же полетят журавли? — с некоторой тревогой думал я. — Ведь их появление так или иначе должно отразиться на моем ручном Журке». И вот однажды в яркий солнечный день до моего слуха долетели давно знакомые, своеобразные трубные голоса журавлиной стаи. Заслышав вольных собратий значительно ранее меня, Журка взбежал на высокий погреб и, следя отсюда за летящими птицами, наполнял воздух какими-то особыми призывными криками. Но птицы летели очень высоко. Образовав в голубом небе широкий угол, они, как казалось снизу, едва двигались к северу и, вероятно, не слышали крика моего Журки. Но с этого дня Журку как подменили — он не находил себе места, мало интересовался окружающей его жизнью и то и дело поглядывал в голубую даль. Его беспокойство с каждым днем возрастало. Как-то громкий крик журавля разбудил меня ночью. И хотя я догадывался, в чем дело, но не смог оставаться в постели, оделся и вышел на воздух.
Стояла довольно прохладная весенняя ночь. В закрытом сарае громко и настойчиво кричал мой журавль. В разных направлениях ему откликались журавли-красавки. Видимо, пролетная стая, сбитая с толку криком ручной птицы, разбилась на маленькие группы и теперь, потеряв ориентировку, носилась в воздухе. Порой журавли опускались так низко, что были слышны взмахи их крыльев, и казалось, тогда весь двор наполнялся их громкими, резкими криками. Десятки вольных птиц как будто настойчиво требовали освобождения пленного собрата.
— Ручаюсь, улетит, если вы выпустите журавля из сарая, — услышал я рядом знакомый голос. Разбуженный крикливыми птицами, в валенках и полушубке стоял на крыльце мой сосед.
— Ну и пусть улетает — надоел, — раздраженно ответил я и, пройдя двор, настежь открыл дверь своего птичника. На темном фоне земли тотчас появился светлый силуэт моего Журки. Несколько секунд он топтался на одном месте, затем с криком разбежался по двору и поднялся в воздух. Еще некоторое время крики журавлей раздавались поблизости, затем стали удаляться в сторону и наконец смолкли. А я еще долгое время оставался в конце двора. Мне не хотелось сейчас встречаться и говорить с соседом — ведь я прощался с Журкой, к которому успел привязаться за эту зиму.
