«Медвежья эра»в Канаде еще не закончилась. В слабозаселенных северных лесах медведей много: они по-прежнему полновластные хозяева там. Настойчивости и выдержке человека, его страшному оружию медведь противопоставляет — и пока успешно — звериную хитрость, сообразительность и бдительность.
Все лесные индейцы Севера до сих пор верят, что в медведе таится нечто необычное, выделяющее его среди всех остальных зверей (за исключением бобров): они видят в нем существо со звериным телом, но с человеческой душой. Если белый человек очень долго живет в северных дебрях, он, как ни странно, тоже начинает верить в это. Медведь, как и прежде, остался мистическим властелином этих мест. Чем дальше на север, тем сильнее его таинственное влияние.
С заселенных южных окраин Канады сегодня регулярно стартуют превосходные гидропланы; пролетая над зеленым морем лесов, они добираются до далеких северных факторий. Но эти леса внизу до сих пор ни в чем не изменились: не уменьшилось количество медведей, не уничтожили гидропланы и странной веры (или суеверия) в необычность души медведя. Своеобразная вера глубоко укоренилась в северных лесах.
Вечер. Темнеет. Мы сидим вокруг стола в хижине Станислава v. ужинаем. За ужином обычно царит веселье. Рассказываем друг другу о событиях дня и другие истории..
Как всегда, первые полчаса после захода солнца с разных сторон доносятся голоса козодоев-уиппурвиллов, постоянно напоминающие перекличку неземных существ. Потом в окне, закрытом сеткой от комаров, появляется луна. Кузнечики все еще стрекочут. Невдалеке в кустах над рекой какая-то незнакомая птица вызывающе смеется: хе-хе. Силуэт леса уже не виден, зато тем отчетливее слышны голоса.
Вдруг Станислав обрывает свой рассказ на полуслове и настороженно прислушивается. Мы тоже различаем какие-то новые, необычные звуки. Выбегаем во двор. Звуки доносятся со стороны Ястребиной горы, всего в нескольких сотнях шагов от нас. Что это? Не то повторяющийся время от времени плаксивый рев, не то отчаянный писк. Я бы сказал, что это громкий плач ребенка. Нас охватывает волнение.
— Медвежонок, очень молодой медвежонок! — шепчет Станислав.
Превосходно! Ценная добыча чуть ли не сама лезет к нам в руки. Может быть, удастся поймать медвежонка живьем?.. Мы поспешно готовим ружья и веревки. Первым успокаивается Станислав; подавляет свой пыл и говорит: «Нет!» Нельзя ловить медвежонка — он, очевидно, заблудился, потерял мать и поэтому так голосит. Медведица может оказаться поблизости. Защищая своего детеныша, она проявит безумную смелость и, разъяренная, набросится на.людей. Хотя луна уже восходит, в лесу еще темно — можно легко промахнуться; у медведицы преимущество. Охота ночью слишком рискованна.
Мы остаемся. Слышим, как постепенно отдаляется медвежонок. Все слабее доносятся его плаксивые призывы и наконец глохнут за вершиной Ястребиной горы. Не приходится удивляться индейскому поверью: медвежонок плакал, как ребенок, изливая жалобу, очень близкую нам и легко понятную.
— А волки не сожрут его? — спрашивает Вицусь.
— Нет. В случае чего он залезет на дерево, — отвечает Станислав, и мы возвращаемся в хижину.
Беседа за столом возобновляется.
В Северной Америке известны четыре вида медведей.
Серый медведь, или гризли, угрюмый житель Скалистых гор; белый медведь, обитающий в приполярных областях; черный медведь, меньший, чем предыдущие, но более крупный, чем его европейский собрат, причем наиболее распространенный — его можно встретить во всех канадских лесах; четвертый, бурый медведь помельче черного, зато более опасный и, пожалуй, более агрессивный, обитающий в лесах Крайнего Севера. Как мы установили на следующий день по следам, наш ужин прервал детеныш черного медведя. У этого медведя преимущественно черная, иногда буроватая шерсть; только возле носа она светлее, серо-желтая. Не гнушаясь мясом, особенно рыбой по весне, он предпочитает растительную пищу — коренья, плоды и ягоды. А ягод па севере полно. Местами от них черно на земле. Они крупнее а слаще наших. Питаясь ягодами, медведь обрастает салом, а затем с наступлением морозов прячется в берлогу и погружается в зимнюю спячку.
В лесу у медведя нет врагов более сильных, чем он. Страшен для него только человек: стреляет и ставит на медвежьих тропах железные капканы. Медведь вынослив; часто он остается в живых даже после смертельного выстрела. Он обладает также огромной силой — иногда ломает капканы, вырывая из них по — врежденные лапы. В капканах остаются только клочья кожи, кровь и шерсть. В таких случаях человек понимает, что медведь потерян для него навсегда. Опытный зверь становится осторожным, мстительным врагом, иной раз не менее опасным, чем разъяренная медведица с детенышем.
— Надо быть осторожным с медвежатами! — предостерегает Станислав с оттенком тревоги в голосе.
Он живет в лесу более двадцати лет и уже проникся верой индейцев.
В лесу, недалеко от городка Мон-Лорье, к северо-востоку от Валь-де-Буа, еще в прошлом году жил Морис Жерар. Построил себе большой дом и жил, как и Станислав, охотой.
Однажды в июльский день ему удалось поймать живым медвежонка величиной с легавую собаку. Несмотря на вопли малыша и энергичную защиту, Жерар упрятал его в мешок и быстро отнес домой.
Со штуцером наготове охотник зорко осматривался по сторонам, но все было спокойно. Медведицы, к счастью, не оказалось поблизости.
Дома охотник привязал медвежонку ошейник и дал ему молока. Тот пить не стал, а все пищал жалобно и пытался освободиться. Жерар отстегал его.
Ночью охотника разбудил таинственный шорох около дома. Он увидел в окне огромную черную фигуру, упиравшуюся лапами в стену. Жерар закричал и выстрелил. Страшный рев потряс ночь. Медведица отпрянула и убежала в лес. Утром Жерар убедился по следам, что промазал; было слишком темно.
С тех пор медведица упрямо кружила вокруг дома, но всегда ка безопасном расстоянии. Ночью тут же за стеной раздавалось ее грозное рычание, полное отчаяния и ярости. Медвежонок отвечал пискливым плачем, а Жерар — выстрелом в темноту.
На четвертый день Жерару надоело играть роль осажденного. После стольких бессонных ночей упорство медведицы начало казаться ему чем-то грозным и кошмарным: Поэтому он снова засунул медвежонка в мешок, взял ружье, закрыл наглухо дом и отправился в город. Ничто не помешало ему; возвращаясь на следующий день домой, охотник был в отличном настроении: в Мон-Лорье он выгодно продал медвежонка.
Выйдя на свою поляну, Жерар окаменел: вместо дома увидел кучу дымящихся головешек. Вместе с домом сгорело дотла и все его имущество. По следам он понял, что во время его отсутствия медведица вломилась в дом, уничтожала все, что там было, и, видимо, при этом опрокинула печь с непогашенными углями.