Эта реклама в американском вкусе имела немедленный результат. Несколько зевак остановились против баржи и глазели на нее от нечего делать. Эти первые зеваки привлекли других. Сборище быстро приняло такие размеры, что подлинно интересующиеся не могли его не заметить. Одни стали собираться, видя, что все люди спешат в одном и том же направлении, а другие, следуя их примеру, побежали сами не зная почему. Менее чем через четверть часа пятьсот человек собрались возле баржи. Илиа Бруш даже не мечтал о таком успехе.
Между публикой и рыболовом не замедлил завязаться разговор.
— Господин Илиа Бруш? — спросил один из присутствующих.
— К вашим услугам, — отвечал спрошенный.
— Позвольте представиться. Клавдиус Рот, один из ваших коллег по «Дунайской лиге».
— Очень приятно, господин Рот!
— Здесь, впрочем, несколько наших коллег. Вот господа Ханиш, Тьетце, Гуго Цвидинек, не считая тех, с которыми я незнаком.
— Я, например, Матиаш Касселик из Будапешта, — сказал один из зрителей.
— А я, — прибавил другой, — Вильгельм Бикель из Вены.
— Я восхищен, господа, что оказался среди знакомых! — воскликнул Илиа Бруш.
Вопросы и ответы быстро чередовались. Разговор сделался всеобщим.
— Как плыли, господин Бруш?
— Превосходно.
— Быстро, во всяком случае. Вас не ждали так скоро.
— Однако я уже пятнадцать дней в пути.
— Да, но ведь так далеко от Донауэшингена до Вены!
— Около девятисот километров, что в среднем составляет шестьдесят километров в сутки.
— Течение делает их едва ли не в двадцать четыре часа.
— Это зависит от местности.
— Верно. А ваша рыба? Легко ли вы ее продаете?
— Прекрасно.
— Тогда вы довольны?
— Очень доволен.
— Сегодня у вас отличный улов. Особенно великолепна щука.
— Да, она в самом деле, не плоха.
— Сколько за щуку?
— Как вам будет угодно уплатить. Я хотел бы, с вашего позволения, пустить рыбу с аукциона, оставив щуку к концу.
— На закуску! — пояснил один шутник.
— Превосходная идея! — вскричал господин Рот. — Покупатель щуки вместо того, чтобы съесть мясо, может, если захочет, сделать чучело на память об Илиа Бруше.
Эта маленькая речь имела большой успех, и оживленный аукцион начался. Четверть часа спустя рыболов положил в карман кругленькую сумму; знаменитая щука принесла не менее тридцати пяти флоринов.
Когда продажа закончилась, между лауреатом и его почитателями продолжался разговор. Узнав о прошлом, они интересовались его намерениями на будущее. Илиа Бруш отвечал, впрочем, любезно и объявил, не делая из этого секрета, что он посвятит следующий день Вене и завтра вечером остановится на ночлег в Пресбурге.
Мало-помалу с приближением вечера количество любопытных уменьшалось, каждый спешил обедать. Принужденный подумать и о своем обеде, Илиа Бруш исчез в каюте, предоставив публике восхищаться пассажиром.
Вот почему двое гуляющих, привлеченных сборищем, которое все еще насчитывало сотню людей, заметили только Карла Драгоша, одиноко сидевшего под плакатом, возвещавшим для всеобщего сведения имя и звание лауреата «Дунайской лиги».
Один из вновь пришедших был высокий детина лет тридцати, с широкими плечами, с волосами и бородой того белокурого цвета, который кажется достоянием славянской расы; другой, тоже крепкий по внешности и замечательный необычайной шириной плеч, казался старше, и его седеющие волосы показывали, что ему перевалило за сорок.
При первом взгляде, который младший из двух бросил на баржу, он задрожал и, быстро отступив, увлек за собой компаньона.
— Это он, — молвил младший глухим голосом, как только они выбрались из толпы.
— Ты думаешь?
— Конечно! Разве ты не узнал?
— Как я его узнаю, если я никогда его не видел!
Последовал момент молчания. Оба собеседника размышляли.
— Он один в барже? — спросил старший.
— Совершенно один.
— И это баржа Илиа Бруша?
— Ошибиться невозможно. Фамилия написана на плакате.
— Тогда это непонятно.
После нового молчания заговорил младший:
— Значит, это он делает такое путешествие с большим шумом под именем Илиа Бруша? С какой целью?
Человек с белокурой бородой пожал плечами:
— С целью, проехать по Дунаю инкогнито, это ясно.
— Черт! — сказал старший из компаньонов.
— Это меня не удивляет, — заметил другой. — Драгош — хитрец, и его замысел превосходно удался бы, если бы случай не привел нас сюда.
Старший из собеседников еще не совсем убедился.
— Так бывает только в романах, — пробормотал он сквозь зубы.
— Правильно, Титча, правильно, — согласился его товарищ, — но Драгош любит романтические приемы. Мы, впрочем, выведем дело начистоту. Около нас говорили, что баржа останется завтра в Вене на весь день. Нам придется вернуться. Если Драгош еще будет тут, значит это он влез в шкуру Илиа Бруша.
— И что мы сделаем в этом случае? — спросил Титча.
Его собеседник ответил не сразу.
— Мы посмотрим, — молвил он.
Оба удалились в сторону города, оставив баржу, окруженную все более рассеивающейся публикой.
Ночь прошла спокойно для Илиа Бруша и его пассажира. Когда этот последний вышел из каюты, он увидел, что Бруш собирается подвергнуть рыболовные принадлежности основательной проверке.
— Хорошая погода, господин Бруш, — сказал Карл Драгош вместо приветствия.
— Хорошая погода, господин Йегер, — согласился Илиа Бруш.
— Не рассчитываете ли вы ею воспользоваться, господин Бруш, чтобы посетить город?
— Честное слово, нет, господин Йегер. Я не любопытен по природе и буду занят целый день. После двух недель плавания не мешает навести немножко порядка.
— Как хотите, господин Бруш! А я не намерен подражать вашему равнодушию и думаю остаться на берегу до вечера.
— И хорошо сделаете, господин Йегер, — одобрил Илиа Бруш, — потому что вы ведь венский житель. Быть может, у вас тут семья, которая рада будет увидеть вас.
— Заблуждение, господин Бруш, я — холостяк.
— Тем хуже, господин Йегер, тем хуже. Даже и вдвоем не так легко нести жизненную ношу.
Карл Драгош разразился хохотом.
— Черт возьми, господин Бруш, вы невесело настроены сегодня утром!
— Я всегда таков, господин Йегер, — ответил рыболов. — Но пусть это не мешает вам забавляться как можно лучше.
— Я попытаюсь, господин Бруш, — сказал Карл Драгош, удаляясь.
Идя по Пратеру, он вышел на Главную аллею, место прогулок элегантных венцев в хорошую погоду. Но в августе, в тот час, Главная аллея была почти пустынна, и он мог ускорять шаги, не теснясь в толпе.