В середине IV века до н. э. началось завоевание Италии Римом. В результате трех Самнитских войн (343—290 гг. до н. э.) римляне подчинили себе всю Среднюю Италию, включая Кампанию, с которой был заключен союз. Несмотря на поражение, самнитская федерация сохранила свою автономию, свой оскский язык.
В начале I века до н. э. (90—88 гг. до н. э.) города Кампании приняли участие в Союзнической войне, в которой народы Италии боролись против неравного союза с Римом. В покорении Кампании главную роль сыграл римский полководец Луций Корнелий Сулла, прославившийся своей холодной жестокостью. Вскоре после установления мира Сулла построил себе около Путеол великолепную виллу, где он и кончил свои дни в 78 году до н. э.
Романизация Кампании проводилась не только силой оружия, но и политикой уступок. Ее города сохранили свое местное самоуправление, а свободное население получило право римских граждан.
Побережье Неаполитанского залива представляло собой живописную картину. С кораблей, проплывавших мимо, можно было увидеть очертания уютных городов, в сверкающую голубизну залива смотрелись изящные портики вилл, утопающих в зелени. Плодородная земля Кампании была расчерчена огородами, хлебными полями, оливковыми рощами, фруктовыми садами, а склоны Везувия были сплошь покрыты виноградниками. Кампания славилась производством вин, фруктами и овощами, особенно капустой, которые она поставляла в Рим и другие города Италии. Свою роль поставщика овощей и фруктов Кампания не потеряла и в наши дни. Автострада, соединяющая Салерно и Неаполь, часто бывает буквально забита грузовиками, наполненными салатом, капустой и фруктами. Римский поэт Марциал (I в. н. э.) с гордость в одной из эпиграмм воспевает процветающее хозяйство вблизи Неаполя:
«Бесплодных нет посадок там нигде в поле,
А все живет там жизнью без затей, сельской.
Цереры даром каждый закром там полон,
И много пахнет там амфор вином старым.
Там после ноября, когда зима близко,
Садовник грубый режет виноград поздний;
Пернатой стаей полон грязный двор птичий:
Здесь бродят гусь-крикун, павлин в глазках ярких,
И куропатки и цесарки — все в пятнах. . .»[1].
Некоторые из этих сельских «ферм» размещались в старинных виллах, приспособленных для этого новыми владельцами. Совсем другой уклад, другая жизнь протекала в патрицианских виллах.
«Цветущая, омываемая морем Кампания» стала излюбленным местом отдыха и уединения римской элиты, образованных граждан из патрицианских родов и богатых плебеев, философов, поэтов, бежавших сюда от шума и треволнений столичной жизни. Цицерон, например, владел семью виллами, одна из которых найдена в окрестностях Помпей. Римские императоры ценили «безмятежный отдых в Кампании на берегу одной из ее прелестных бухт», их привлекал Неаполитанский залив своей красотой и легким, ароматным воздухом. Любимая резиденция Тиберия находилась на острове Капри, Калигулы — на острове Искья. Весь берег залива, от Кум до Сорренто, был застроен дворцами высшей придворной знати, жизнь которой протекала большей частью в праздности и развлечениях. Никто не думал, что этот идиллический мир эфемерен, что спокойствие в один прекрасный день будет нарушено, а счастье, казавшееся вечным, будет отнято силами, неподвластными человеку.
Везувий грозно и неумолимо напомнил людям о жестоком непостоянстве природы. Марциал в одной из своих эпиграмм размышляет на эту тему:
«Здесь в зеленой тени вингорада издавна был Весбий [* Везувий.].
Сок благородной лозы полнил здесь пьяную кадь:
Эти нагорья Вакх любил больше Нисы холмистой,
Здесь на горе хоровод резво сатиры вели.
Лакедемона милей места эти были Венере,
И Геркулесовым здесь славен был именем дол.
Все уничтожил огонь и засыпал пепел унылый.
Даже боги такой мощи не рады своей»[2].
Корнелий Тацит в своей «Истории» причисляет бедствия, причиненные извержением Везувия, к самым страшным событиям того времени: «На Италию обрушиваются беды, каких она не знала никогда или не видела уже с незапамятных времен: цветущие побережья Кампании где затоплены морем, где погребены под лавой и пеплом. . .»[3]. Многие века Везувий не проявлял себя как действующий вулкан. Его спокойствие притупило сознание опасности, и люди селились у самого его подножия.
Воспоминания об извержении Везувия в древнейшие времена уже стали легендами. Одна из них повествовала о восстании гигантов, сыновей богини Геи, загнанных олимпийцами в подземелье. Такое наивное объяснение произошедшему когда-то катаклизму древнему человеку казалось вполне правдоподобным. Спокойный и величественный Везувий доминировал над холмистой долиной Неаполитанского залива, его конусообразный силуэт четко выделялся на фоне безоблачного неба. Когда жители Кампании взирали на зеленые склоны Везувия, покрытые виноградниками, то им трудно было поверить, что когда-то по их оголенной поверхности текли потоки огненной лавы, что эта гора и впредь может стать причиной непоправимой катастрофы.
Первый сигнал о своем пробуждении вулкан подал 5 февраля 62 года н. э., в восьмой год правления Нерона[4]. В зимний солнечный полдень, когда жители городов отдыхали от своих дел и забот, а таверны были полны народа, неожиданно неизвестно откуда донеслось глухое, протяжное завывание. Никто не мог догадаться о происхождении этого зловещего гула и тем более связать его с пробуждением вулканической деятельности Везувия. Возможно, что землетрясение было вызвано началом продвижения магмы к поверхности вулкана. Затем один за другим, распространяясь с востока на запад, от Везувия к морю, последовали подземные толчки необычайной силы, от которых пострадал весь район, примыкающий к эпицентру. В некоторых местах образовались глубокие пропасти, в одну из которых, по словам Сенеки, провалилось овечье стадо в шестьсот голов. Далее философ пишет: «. . .статуи раскалывались надвое. . . некоторые люди сходили с ума». В груду развалин превратились богатые виллы, находившиеся у подножия Везувия, пострадали в большей или меньшей степени все города Кампании: в них обрушились храмы, колонные портики, театры и жилые дома. Землетрясением был поврежден, а через семнадцать лет, во время извержения Везувия, разрушен дворец в Торре-Аннунциата, расположенный между Помпеями и Геркуланумом. В результате раскопок последних лет удалось обнаружить шестьдесят комнат этого дворца, стены которого, сохранившиеся почти на полную высоту, украшены росписями. На некоторых из них запечатлена природа окрестных мест. После окончания землетрясения, когда все успокоилось и вновь засияло солнце, жители пострадавших городов вернулись в свои дома и принялись залечивать раны. Известно, что власти Помпей и Геркуланума обратились за помощью в римский сенат и даже к самому императору. После долгих колебаний сенат издал декрет о восстановлении этих городов, которое, как мы увидим позднее, несколько изменило их архитектурный облик. Раскопки в Помпеях показали, что за промежуток времени между землетрясением 62 года и извержением в 79 году, то есть за семнадцать лет, город еще не был полностью восстановлен. О сильных разрушениях городов во время землетрясения 62 года кратко упоминает в одном из своих писем философ Сенека. Вторым документальным источником, связанным с этим событием, могут служить два небольших рельефа, обнаруженных в доме помпейского банкира Луция Цецилия Юкунда. Он заказал их скульптору для украшения ларария — алтаря пенатов и ларов, покровителей домашнего очага. Благодарный фамильным богам за свое спасение, Юкунд (латин. — удачливый) пожелал украсить святилище видами землетрясения, которое пощадило его дом. Эти рельефы напоминают документальные кинокадры событий, свидетелем которых был один из жителей Помпей. На одном из них легко можно узнать две триумфальные арки на форуме, храм Юпитера, колонны которого как бы рушатся на наших глазах. Возможно, землетрясение застало Юкунда на форуме, где он и увидел, как опасно наклонились колонны храма, а с порога своего дома он мог наблюдать сцену, происходящую у Везувианских ворот, живо запечатленную на другом рельефе: между огромным резервуаром для воды (открытым археологами в 1902 году) и тремя только что обрушенными арками ворот видна опрокинутая и поломанная повозка, запряженная двумя быками.
Принеся жертвы и положившись на милость богов, жители пострадавших городов окончательно успокоились, не подозревая того, что самое страшное их ждет впереди. Они с любовью восстанавливали и еще богаче украшали разрушенные здания, занимались морской торговлей, чему способствовало уничтожение «пиратских гнезд» на Средиземном море, или просто наслаждались тихой провинциальной жизнью. Опоясанный виноградниками и оливковыми рощами Везувий по-прежнему возвышался невозмутимо, величественно. Ни у кого не возникала мысль, что именно он причина всех несчастий.
