Норвежский исследователь Нансен отправился в Арктику на шхуне «Фрам». Три года шхуна дрейфовала во льдах. Потом Нансен оставил шхуну и вместе со своим спутником Иогансеном на нартах отправился к полюсу. У них было двадцать четыре собаки, но до полюса Нансен так и не добрался. С большим трудом ему удалось вернуться назад. На обратном пути были израсходованы все продукты и съедены все собаки, кроме одной. Русский путешественник Седов два года пытался пробиться — так и не дошёл до полюса: погиб около острова Рудольфа. И ещё десятки других исследователей не могли до полюса добраться.
Но я знал: всё это было до революции. Люди погибли потому, что им никто не помогал.
У нас другое дело. Нам поможет весь советский народ. Где бы ни очутился советский гражданин — в тайге, в океане, в степи, — Родина его не оставит. И вот собрались мы: Фёдоров. Ширшов, Кренкель и я. Стали думать, что нам нужно, чтобы успешно перезимовать на полюсе.
Кренкель сказал:
— Мне нужна хорошая радиостанция, чтобы я мог говорить по радио с Москвой, со всеми, со всей землёй.
Ширшов сказал:
— Я буду изучать глубины Ледовитого океана. Мне надо лебёдку с длинным стальным тросиком (тоненькой проволокой). микроскоп и шёлковые сетки, чтобы вылавливать рыб и животных, которые живут в Ледовитом океане.
Фёдоров сказал:
— Я буду по звёздам и по солнцу определять, где мы. Буду следить, куда везёт нас льдина. Мне надо много астрономических приборов.
А я сказал:
— Братцы, мы едем на полюс на целый год, а может быть, и на два. Никто не знает, сколько мы будем дрейфовать. Нам надо хорошую палатку, и электричество для радио, и резиновые лодки, и посуду, и папиросы, и топоры, и ещё много всякой всячины. Нам нужен запас еды.
Я знал, что многие экспедиции на Севере погибали от цинги и из-за плохого питания. И я стал учиться поварскому делу в особом институте. Но и еда для нас должна быть приготовлена по-особенному: чтобы мало места занимала и чтобы не портилась.
Некоторые предлагали нам поехать в Норвегию поучиться, как снаряжать экспедицию. Ведь самыми опытными исследователями Арктики считались тогда норвежцы Нансен и Амундсен. Но для нас всё сделали в нашей стране. Приготовили на два года еды в виде плиток и кубиков. Выжали пятьсот лимонов и получилось десять кило лимонного соку. На заводе «Каучук» сделали замечательную палатку, резиновые лодки. Изготовили точнейшие приборы. Снарядили лучшие самолёты.
Когда всё было готово, я сказал:
— А теперь, братки, давайте поживём где-нибудь под Москвой, будто на полюсе, и всё проверим.
Погрузили мы наше имущество на машины и выехали за Москву. Была зима. Кругом лежал снег. Я выбрал полянку.
Чем не полюс!
Стали разбивать палатку. Укрепили палки, натянули парусину, чехлы на гагачьем пуху. А поверх всего — чёрный брезент с белой надписью:
ДРЕЙФУЮЩАЯ СТАНЦИЯ «СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС».
Потом мы надели полярные костюмы: шубы, меховые чулки, шапки с ушами. И стали жить, будто на настоящем полюсе.
Сами себе готовили обед. Бросим кубик в кипяток — получаются щи. Из другой плитки получались котлеты. Из третьей — компот. Всё было очень вкусно.
Ширшов и Фёдоров испытывали приборы. Кренкель установил радиостанцию и давай разговаривать с Москвой и другими городами.
Шесть дней мы жили под Москвой, всё проверяли: годится ли палатка, хороша ли радиостанция, точны ли приборы, тепла ли одежда.
Мы проверили, можем ли мы заменить друг друга, если с кем-нибудь случится несчастье. Фёдоров и я иногда были радистами вместо Кренкеля. Я пробовал работать с приборами Фёдорова.
Всё было хорошо. Мы вернулись в Москву и доложили:
— На полюс лететь готовы!
И вот на московском аэродроме выстроились четыре огромных воздушных корабля. И ещё один самолёт, поменьше. На нём один лётчик полетит вперёд, на разведку.
Самолёты поведут отличные пилоты: Водопьянов, Молоков, Алексеев, Мазурук, Бабушкин… С нами летит замечательный штурман Спирин.
Мы забрались в кабины. Загудели моторы. Поднялся вихрь. Провожающие махали шапками, кричали:
— Счастливого пути! Счастливой зимовки! Привет Арктике!..
Никто не кричал: «Пишите письма», — ведь на полюсе почтового отделения пока ещё нет. Поэтому все просили Кренкеля:
— Передавайте почаще радиограммы!
— Ладно. Счастливо оставаться!
Одна за другой поднимаются тяжёлые машины.
Летим! Летим на полюс!
Я всё беспокоился — хватит ли еды? Вдруг не хватит? А ведь на полюсе не только почты, но и магазинов нет. Правда, мы запасли вдоволь всего: и мяса, и колбасы, и сладостей. Даже пельмени были. Но мне всё казалось мало. Лётчики говорили:
— Иван Дмитриевич, хватит грузить, пожалей нас.
А я всё-таки исхитрился. Повсюду насовал всяких продуктов: в крылья, под сиденье, в хвост.
И вот мы прилетели в город Холмогоры. Погода плохая, лететь дальше нельзя. Я решил проверить продукты. Открыл банку с пельменями, а там одно тесто. Стало тепло, и пельмени испортились. Пришлось их выбросить. Лётчики посмеиваются:
— Что, Иван Дмитриевич, пельмени-то — ау?
— Ничего. Вместо пельменей корову возьму.
Но лётчики не хотели брать корову в самолёт.
— Ты бы ещё, Иван Дмитриевич, слона привёл!
Тогда я прикатил бочонок со сметаной.
— Вот вместо пельменей.
Сметану они взяли.
Погода стала лучше, мы полетели. Прилетели в Нарьян-Мар. Водопьянов подходит:
— Иван Дмитриевич, угости сметанкой.
— Пожалуйста.
Беру бочонок, а он удивительно лёгкий. Заглянул — пустой! Что за диво? Все смеются, заливаются:
— Перехитрили мы тебя, дядя Ваня!
Оказывается, они украдкой проделали в бочонке дырку и через трубку потихоньку потягивали сметану. Так всю и высосали.
Я говорю:
— Нет, не перехитрили, потому что я вместо сметаны этот бочонок рыбой нагружу.
А сам думаю: «Рыбку-то вы уж через дырочку не высосете». Лётчики видят: со мной спорить трудно.
Пришлось им взять рыбу на самолёт. Снова заревели моторы. Полетели дальше — на остров Рудольфа.
Там мы прожили несколько дней. Погода стояла плохая, и лететь дальше было нельзя.
На острове познакомились мы с новым нашим спутником. Это был небольшой смышлёный пёс — сибирская лайка, сострыми ушами, с закрученным в крендель хвостом. Она звонко залаяла на нас. Кто-то сказал:
— Из этой собачки отличный полярник будет! Весёлый пёс!
Так и осталась кличка: «Весёлый».
