Прежде чем взяться за руль, оглянулся на усыпанную клочками меха ледяную яму…
Шли часы, а остров вроде бы и не приблизился. Там, где попадался ровный лед, садился на велосипед. Но задубевшая на морозе одежда стесняла движения, и приходилось часто спешиваться.
Медные лучи садящегося солнца удлинили до неестественности тени. Равнина моря стала казаться еще изрезаннее.
Подул встречный ветер. Откуда-то свалилась снежная завеса и отрезала свет.
Велосипедист, всматриваясь в заструги, наметенные почти параллельно берегу, проехал еще с километр. У гряды торосов остановился. Ссутулив плечи и отвернувшись от ветра, он поставил машину по направлению движения и стал зарывать ее. Вскоре на виду остался лишь флажок. Тут же рядом принялся рыть логово. Из наста нарубил топориком пластин и выложил вокруг барьер.
Утром поднялся с посеревшим измятым лицом: промокшие торбаса не грели, а ледяной горб на спине не позволял удобно лечь.
Сыпал мелкий колючий снег. Остров исчез. Ориентироваться оставалось только по застругам.
…Хоть бы на минуту развеяло. Судя по времени, он уже должен достичь земли. Чтобы убедиться, попробовал ножом раскапывать наст. Но лезвие всюду натыкалось па лед. Тогда велосипедист взял круто на юг. Там материк.
Он ежился от холода. Ветер назойливо «проверял» каждую дырочку в побитом, прелом комбинезоне, лез в рваные рукавицы. На глазах разваливались торбаса. Подмоченная кожа смерзлась, скарежиласъ. На истертых носках ни ворсинки меха.
Глаза поймали на снежном набое вмятину. Человек смотрел на нее как зачарованный. «Прошла нарта, но откуда?..»
Он сделал несколько шагов и увидел еще полоски. А вот и след оленьего копыта. Теперь ясно, что кто-то ехал на материк. Ехал со стороны моря, значит с острова! И совсем недавно: след-то даже не занесло…
Пошел по колее, пока из тумана не выплыл силуэт чума. Над ним дымок.
Неожиданный приход и необычный вид длинноволосого с горбом напугал хозяев. –Келе! Дух!..
Женщины, забравшись с детьми в глубь чума, с тревогой смотрели на пришельца, который пытался что-то растолковать пожилому ненцу.
«Конечно, Келе. С железным оленем!»
И верно, блестящий изогнутый руль чем не рога неземного творения?
«Дух» между тем разрезал тесемки и принялся стаскивать комбинезон. Между шкурой и нижней курткой похрустывал слой льда.
Раздевшись, гость выскочил на улицу и стал торопливо растирать тело, лицо и особенно ожесточенно большие пальцы ног. Они совсем белы. Он их тер, мял, тискал, толкал в снег… Вот они загорелись, заныли, но самые кончики по-прежнему бесчувственны.
Рассмотрев сброшенную одежду, старик, по-видимому глава семьи, покачал головой: ему-то ясно, что «дух» – это занесенный к ним каким-то несчастным случаем путник. Он бросил короткую повелительную фразу, и вскоре женщина вынесла поношенные, но еще прочные торбаса.
-Надевай.
Общеизвестна удивительная отзывчивость людей Севера, их бесхитростность и радушие. С каким вниманием отнесется северянин к попавшему в беду человеку! Он не станет допытываться, кто и что ты. Нет, просто примет, накормит тебя, просушит одежду и будет терпеливо и деликатно ждать твоего рассказа…
Велосипедист узнал, что находится на острове Долгом, в ста километрах от Югорского Шара.
Хозяева дали ему мягкие чулки – пыжики и брюки, сшитые из выделанной оленьей шкуры. Из своего он на теле оставил только широкий ремень, на котором висели нож и компас. В коже пояса поблескивали большие бронзовые буквы «ГЛТ». И еще один предмет возбудил внимание ненцев – четырехгранный футляр, висевший на шее.
Пришелец пробыл в стойбище два дня. Его сильно беспокоили обмороженные пальцы. Он смазывал их жиром, массировал, держал ступни то в снегу, то в горячей воде. Но ничто не помогало. Пальцы распухли, посинели…
…Он, задумавшись, сидел у костра. Плавник горел, потрескивая. Иногда пламя вспыхивало, освещая шатер, сшитый из двойных оленьих шкур мехом внутрь и наружу. Шатер был новый, но шесты, на которых он держался, блестели от сажи, как лаковые.
Достал оселок и принялся точить нож. Потом вышел наружу, принес кусок чистого наста. Разулся. Подержав нож над пламенем, он положил левую ногу на снег и поднес лезвие к большому пальцу…
Ненка, которая вначале глядела с любопытством на длинноволосого, закричала диким голосом и, закрыв лицо руками, убежала за полог.
Выскочил хозяин. Человек с «железным оленем» уже обматывал палец носовым платком. На снегу расплылось кровавое пятно…
Иначе гангрена, – сказал он, повернув к ненцу посеревшее лицо.
Доктора надо, доктора, – говорил старик. – На Югорский Шар, на радиостанцию. Завтра сын с берега вернется, на оленях отвезу.
Но сын не вернулся ни завтра, ни послезавтра. Гость собрался уходить. Ненцы дали в дорогу оленьего мяса и пару вяленых рыб.
От Долгого до Югорского Шара менее ста километров. Погода отличная. Путнику казалось, что он сможет добраться до радиостанции за сутки. Выехал рано утром. Обмороженные пальцы поламывало. Но ноги хорошо обуты, а раны смазаны глицерином, хранившимся для велосипеда.
Расчеты расшиблись о гряду торосов, которую преодолевал до самого вечера. Ледяной лабиринт заставлял уходить влево, вправо и возвращаться… Пришлось устраиваться на ночевку.
Назавтра встал с трудом. Первые шаги – пытка: ступни словно чужие. Боль непрерывно спорит с волей. Но все же она, воля, заставляла кровоточащие ноги двигаться вперед: раз идешь, значит, и дальше можешь; сделал шаг, обязан и второй. Всякая задержка теперь грозила гибелью.
На горизонте показались скалы. Путник, собрав силы, уселся на велосипед и направился к ним. Вскоре стали попадаться мелкие островки, рифы. Вероятно, к вечеру он достиг бы берега, но с востока потянул ветер. Не резкий, не порывистый, но усиливающийся с каждым часом. И эта равномерность таила в себе какую-то метеорологическую фатальность. Понес сырой снег. Глаза залепляло. Но что это? Вместе со снегом с лица сдирается темная пыль! Она набирается в рот, в нос.
Человек почти вслепую, ориентируясь только по ветру, продолжал идти. На минуту остановился возле тороса. Закрыл лицо руками и отвернулся от жгущего ветра. По спине что-то ударило. И рядом, вокруг зашлепали черные плитки. Одну поднял. Пластинка очень легкой горной породы. Сланец?!
Каменная бомбардировка заставила снова зарыться в снег.
Еще одна ночь в обнимку с морозом на льду Хайпудырской губы…
Утро обрадовало: ветер унялся. О нем напоминали только черневшие всюду плитки.
Очевидно, пурга отслаивала их с береговых скал. А берег – вот он, в нескольких сотнях шагов!
