Они были, но их стирали, чтоб использовать еще раз. Да представьте: сеточки, легкие сумочки, бумажные пакеты. В рюкзаках: перемешались вещи, в сеточках продукты и вино. Осложняется тем, что ночь, не видно не зги. Юноши чуть пьяны, девушки тоже чуть и устали, но надо ставить лагерь.
Римма, чмокнув меня в щеку, не простившись пропала, пропали и ее друзья-студенты. Как же так, я влюбился и вот на тебе. Но вдруг из темноты слышу: «Львович, помоги». Вернулась, сердце забилось счастливым ритмом.
«Рюкзак, палатка, а это что у тебя?» — воткнув свой взгляд в ящик, сложной формы обтянутый легкой тканью: «переносной холодильник? Дорогая вещица в армии видел». Римма рассмеялась грудью. Меццо-сопрано: «Сам ты холодильник!».
— Я же музыкант. Отгадай.
— Там барабан, названий остальных инструментов я не знаю.
— Ну Львович, сам ты барабан. Это АККОРДЕОН!
Львович в стопоре.
— Выходи из стопора, пойдем поможешь палатку ставить нам с Катей.
«Ага, конечно, нам с Катей» — крамольно подумал я.
РАЗ, РАЗ, РАЗ, … Последние приготовления к концерту.
Забиваем последний колышек, у крайней палатки нашего лагеря. А вот ОН пьяный слон, чужой, задевает тетиву от палатки, палатка накрывает жильцов-туристов. Мат перемат. Здесь не опишу, отсылаю в просторы интернета.
— Ты кто? …
— Толик.
— Я Львович. Проводить тебя, до лагеря?
— МММММММММММ
— Держись, примут тебя там?
— ХХХХХХХХ
Познакомились, отправил нового знакомого в его лагерь. Толика приняли, залили какую-то жидкость в горло, через секунды две, слышно, что жидкость идет обратно. «Теперь Толик спать».
Нечего сказать — дорого живут. Три огромные брезентовые палатки, автомобиль ГАЗ 66, с кунгом. Множество оборудования. А вот тот мотоцикл. Позавидовал, но ретировался.
Вернулся на базу, у костра двое парней. Они поставили палатки. Их любимые шуршат в тех палатках: стелют спальники. А ребята сделав мужскую работу расслабляются водочкой. ТУТ. Валера прибегает к костру от темноты. Надо сказать парень первокурсник и без опыта жизни. Пламя костра светит ему в лицо, глаз не видно: очки, верхняя губа чуть подергивается, нижняя огромная мясистая, волосы черные как ночь, а потому видна только «лопата — шея-черенок», «лицо — штык».
— Мужики, за той палаткой СЕКС!! Что это? Что делать, они стоя ЭТО.
Жуть испуг в голосе. Еле сдерживаемый нами хохот.
— Где это!? Показывай!
Оторопь. А далее такой приглушенный Валерин вой: «УУУУУУ».
Тут мы ржать. Гады, конечно, но не было сил сдержаться.
Успокоились, потрепали Валеру по плечам. Минут через 15 появились «преступники», застигнутые Валерой. Конечно, девушку мы не посвятили в Валерин конфуз, а парню, Костяну обрисовали Валерины сомнения. Костян, хохотал, извивался как червь, угомонился. Хорошо Валера не знает.
Начало концерта. Сидим, лицами в трибуну, три аккорда и великие смыслы. Сидим рядком. Пьяны и устали. Воспринимаются первые пять песен. Забавно, через каждые 5–7 минут откидывается на спину один, другой юноша. Поднимается рядом сидящая девушка, берет его за руки, тащит в палатку иногда необходима помощь. Осталось двое спящих на земле. Без девушек. Отмечу, не май месяц, а конец апреля. Следующим днем ночевавших на земле поили водкой с медом, делали компресс, растирали все той же водкой. Ангины не случилось, еще и потому что совершенно окоченевшие друзья часа в четыре утра нашли силы заползти в палатку.
Утро-день. Раньше часа по полудню всем проснуться не удастся, я исключение. Похмелья особого нет, не мог же я нажраться и тем самым обидеть Римму, но чуть подташнивает. Многие жалуются на головную боль утром, у меня такого эффекта нет. Однако, не уютно. Пошарил в загашниках палатки, ЕСТЬ. Употребил чуток. ЛУЧШЕ и теплее, напоминаю конец апреля. Римма спит под двумя спальниками. Спящие женщины особенно привлекательны, во сне не красуются не жеманятся, не сердятся, не истерят, не злятся. Выражение лица всегда умное, красивое. Римма: прическа — каре, краска — темная медь, личико кругленькое, чуть смуглое. Глаза сейчас закрыты (цвет вчера не разглядел), ресницы большущие черные, брови тату, губы мечта поэта — пробовал. Нос — восточный. Возможна любовь.
Выбираюсь из палатки.
— Толик!
Представляюсь еще раз.
— Ты меня доставил домой вчера?
— Я. — улыбаюсь.
— Львович, пойдем в баню.
— До трех я совершенно свободен.
Я плеснул Толику сто-грамм «Столичной» и мы пошли в баню.
Я уже упоминал Газ 66, открываем дверь в кунг. А ТАМ. ПАРНАЯ. Чю, мы не одни. Трусы у меня не подходящие.
«Зачем тебе трусы?» — Поймал мою мысль Толик.
В парной две девушки, Толик без всякого стеснения овладел худенькой. Другая, кустодиевская девушка, розовая кожа, шатенка. Очень симпатичная. Я чуть оробел. Сама меня поцеловала. Было очень вкусно, Толик даже отвлекся на пару секунд, — зажигали мы с Ингой. Так звали девушку.
Лагерь поднимался трудно, несмотря на то что гудели микрофоны со сцены, противные гудки — будильник. Всё ж поднимались, собирались. Оценив сложившуюся обстановку, я забрался к Римме под-бочек. Чмок! Римма открыла глаза — КАРИЕ!
— Ты что такой гладкий, вкусно пахнешь — вопрос ко мне. Он и для меня вопрос. Что врать? Где был, с кем. Надо резать правду матку. Начну с малого. Толик не выдаст, свинья не съест.
— К военным ходил, у них душ.
— А. К полковнику. Свеженький такой.
— Кто. Полковник?
— Ты.
Меня обеспокоил полковник. Но сейчас же Римма соблазнила меня снова, после чего герой любовник уснул еще на 40 минут.
Собираю палатку и свою и Риммы, время есть Римма открыла аккордеон. Я влюбился окончательно. И ведь что выдала, затейница. «Если с другом вышел в путь веселей дорога». Её концерт, публике, собирающей лагерь понравился больше вчерашнего, с бардами. Откровенно говоря, мало кто что помнил.
Но что же полковник? Ведь было у НЕЕ тридцать минут, когда ходили за аккордеоном и рюкзаком. Ревную! Сам дундук. О! Пойду прощаться с Толиком.
Пришел, картина все та же; ГАЗ 66, военные палатки, мотоцикл. Но есть изменения! На двери кунга китель с полковничьими погонами. Нет он подполковник. Две звезды. У Полковника три.
«Две звезды — две светлых повести,
Два голоса среди молчания» — Игорь Николаев — автор, Пугачева и Кузьмин — исполнители.
Какой «кот» разница, две звезды или три. Если китель висит на двери кунга-бани он там. С кем? Совсем крыша едет. Римма же в нашем лагере.
Я иду к палатке, вроде повод есть — прощание, обмен номерами телефонов. А скребет у меня по сердцу. Поскреб и я по брезенту у входа. Вышли двое, рослый мужчина и Инга. Инга
