(легким постукиванием ладони), при этом внутренняя поверхность хижины выравнивается, а стык уплотняется еще больше. Свободный же нижний угол плиты остается несколько сдвинутым наружу хижины, с тем чтобы подать его внутрь при окончательной установке следующей плиты.
Эскимосы, судя по описаниям, с изумительной быстротой вырезали плиты сразу необходимой сложной криволинейной формы и с такой точностью, что постройка получалась почти без щелей.
Мы далеки от этого искусства, но для ускорения строительства перед подачей плиты на стену одну малую боковую грань срезали, придавая таким образом большой грани форму трапеции.
Вход в иглу стремитесь устроить ниже уровня пола.
Большую хижину лучше располагать на склоне. Тогда легче будет сделать хороший вход. Но для маленькой хижинки проще всего вырезать круглый вход в стене и плотно закрыть его снежными кирпичами.
В хижине легко устроить снежную лежанку, покрыв ее подстилками или надувными матрацами, и сидеть свесив ноги. Кухня удобно располагается в снежной нише, ниже уровня спящих. На стенах можно соорудить полочки для мелких вещей, светильников. Можно врезать в стену двойное окно из любого прозрачного материала, но и без того утреннее солнце проникает через снежные стены мягким светом разных оттенков.
Ночью одна свеча, зажженная в хижине, ярко озаряет белоснежный свод, и этот свет пробивается через более тонкий слой снега на стыках кирпичей. В морозной темноте ночи хижина светится паутиной размытых линий. "Храм праздничной радости среди сугробов снежной пустыни", — сказал об иглу Расмуссен.
Среди белых гор
Скользит одна лыжа, другая, ноги переступают, толкаются палки… Плотная снежная поверхность, то гладкая, то сморщенная застругами, острыми, извилистыми. Лыжи их переезжают, а я как будто стою. Тундра катится сама навстречу, освещенная белым солнцем.
Но нет никакой пустоты — все занято простором. Лыжи не оставляют следа на плотном снегу. Я бежал в паре с Володей-старшим, он же Директор, это соответствовало его должности там, в городе, но здесь было просто полноценной кличкой. Мы с Директором тащили легкие нарты, и они на плотном снегу совсем не стесняли нас. Однако Директор их ругал, и заструги ругал, и запотевшие очки, и слишком яркое солнце, и холодный ветер, и поземку, и лед на ресницах и бровях, который намерзал в вырезах маски так, что не успеваешь оттаивать его голой рукой, а рука успевает замерзнуть. Меня все эти обстоятельства совсем не раздражали. Я физически ощущал свободу в ее наилучшей форме — в беспрепятственной возможности перемещений. И скольжение было великолепным!
Из самой северной точки Воркутинской железной дороги, со станции Хальмер-Ю, взяв совсем малый запас продуктов и бензина, мы решили пробежать по трехсоткилометровой дуге из долины реки Кары в горы Полярного Урала, в район хребта Оче-Нырд, и обратно. Это места, лишенные жилья, населения и леса, полные колорита и очарования настоящего севера. Наше время было жестко ограничено едой и бензином. Пурга и всякие происшествия должны были компенсироваться своевременным сокращением дуги. Каждый горный перевал, уводивший в глубь ненаселенки, был рискованным ходом, который, однако, совершался не просто, а с точным расчетом. В таком расчете мы видели интерес нашей спортивной игры — гораздо больший, чем в самом лыжном беге; как ни увлекателен он сам по себе из-за перевалов, попутных и встречных ураганов, тяжелых морозов и штилевых снегопадов, закрывающих путь глубоким рыхлым снегом, мы оценивали его как простое перемещение фигур после того, как ход обдуман. Фигурами в игре были мы.
Нас было четверо — удобный состав. Мы разбились на две пары, по числу нарт. Это были очень легкие санки с небольшим грузом, но все-таки их лучше тащить вдвоем, подцепившись веером: тогда на спусках, когда санки разгоняются, можно разъехаться и, пропустив их вперед, удерживать за веревки и управлять ими. Вторые санки тащили Володя, тезка Директора (но в отличие от него прозванный Начальником, что соответствовало его назначению в группе), и мой тезка — Сашка, прозванный Малышом, наверное, за то, что был младше всех, но больше всех ростом.
Мы с Директором впервые поднялись на широкий увал. Наверху я попросил его отцепиться и, усевшись на нарты верхом, помчался вниз. Склон был в застругах, я приподнимался, вставал на лыжи, когда нарты подпрыгивали, и все-таки они сломались, уткнувшись в снег. Я пролетел над ними, но привязанная лямка рванула и опрокинула меня. Директор подъехал. Поднимаясь, я видел обращенную ко мне маску, в одном из вырезов которой энергично двигались губы. Мои уши были тепло укутаны шапкой, и сверху еще был брезентовый капюшон штормовки, и я не слышал Директора. Но я не стал высовывать ухо, потому что приблизительно знал, что он произносит.
Некоторое время мы возились с винтами и гайками, соединяя обломки полозьев. Я быстро снимал левую рукавицу и подавал Директору винт. Он брал его и продевал в отверстие. Правая рука у меня к тому времени была еще теплой, и, внимательно прицелившись, стоя на коленях, я наворачивал правой рукой гаечку на винтик. Потом, отогревая руки, мы разговаривали, сидя рядом на корточках. Малыш и Начальник стояли рядом, скептически наблюдая за нашей работой. Потом, замерзнув, принялись строить снежную стену, потому что неясно было, можно ли через полчаса двинуться дальше: ветер набирал силу.
Солнце теперь красноватым пятном с трудом просвечивало сквозь поземку. Темные волны летящего снега раскачивали его, а мы с Директором продолжали калечить пальцы на тонкой работе.
Наконец до нас донесся еле слышный протяжный голос Начальника: "Конча-ай!" И мы с облегчением поднялись.
Теперь все четверо занимались одной работой. Я вырезал кирпичи, Малыш и Директор носили их, а Начальник воздвигал стену. Снег здесь покрывал тундру тонким слоем (не более тридцати сантиметров) и был перемешан с травой и мхом. Кирпичи получались тонкие, хрупкие, иногда неправильной формы. Через час, когда стена достигла четырехметровой длины и полутораметровой высоты, она рухнула.
Некоторое время мы бездействовали, глядя на развалины. Поток снега стал гуще, значит, это был снег не только поднятый с земли, но и летящий сверху, из туч. Началась пурга.
Мы переместились метров на двадцать в сторону, там снег был глубже и лучше. Начали строить новую стену. Начальник
