Но вот сейчас американцы почему-то не останавливались и не набрасывались на нас, как коршуны.
Постояв минут двадцать, мы уныло побрели к фермерскому домику, крыша которого выделялась за кукурузным полем.
За деревянной загородкой шумно вздыхали коровы. Пахло парным молоком. Черный волкодав натянул цепь, захрипел, задохнулся от ярости, обнажив навстречу нам свои клыки.
Мы долго стучали в дверь, пока за ней не послышалось шлепанье босых ног. Мы объяснили в приоткрывшуюся щелку, кто мы и чего мы хотим. А хотели мы, чтобы хозяин одолжил нам свой домкрат.
— Русские? — переспросил хозяин. — Из Советского Союза?
Еще немножко помешкав, он все-таки решил открыть нам дверь. Перед нами стоял старик.
— Входите, — пригласил он, — а то ведь стужа-то, какая.
Оказывается, мы его разбудили. Дома был он да маленькая внучка. Одной рукой она держалась за штанину деда, а другой прижимала к себе плюшевого зайца с оторванным ухом. Неожиданно зазвонил телефон, висящий на стене. Старик снял трубку, и, казалось, забыл о нас. Начался длинный телефонный разговор о закупочных ценах, которые падают, о каких-то долгах банку, которые растут, о том, что жизнь становится тяжелее с каждым годом. Правда, окончился разговор, как и полагается в Америке, на оптимистической ноте.
— Тэйк ит изи, бой! — бодро крикнул в трубку старик. — Не принимай, парень, близко к сердцу!
Потом он позвонил какому-то Бобу и попросил его приехать и помочь нам. Свой домкрат он «нам не предложил.
— Значит, прямо из Советского Союза? — обратился фермер к Москвичу, повесив трубку. — Вы, я вижу, люди образованные. Как вы думаете, война будет или нет?
— Вам что, войны во Вьетнаме мало? — засмеялся Москвич.
— Она у меня вот где, — провел ребром ладони по горлу старик. — Видите, сколько их у меня.
Он показал на стену комнаты. Почти всю ее занимали портреты его детей: семь сыновей и пять дочерей.
— Вот этого зовут Том, а вот этого — Гек, — тыкал он пальцем в портреты в верхнем ряду галереи. — Близнецы. И обоим скоро идти в армию. Только бы не попали во Вьетнам.
Он погладил внучку по голове и печально вздохнул:
— Эх, мальчики, мальчики! В плохое время вы прощаетесь с детством…
Со стороны дороги послышались гудки автомобиля. Приехал наш спаситель. Он оказался парнишкой лет шестнадцати-семнадцати. Не сказав ни слова, он обошел вокруг нашей машины, задумчиво посвистел и принялся за работу.
Через несколько минут он уже вытирал руки тряпкой, которую извлек из багажника своего «пикапа».
— С вас два доллара. Это были его первые слова, с которыми он обратился к нам.
Мы хотели дать ему три доллара, но он твердо сказал:
— Здесь было работы ровно на два доллара.
Вашингтонец протянул ему пачку сигарет. Парнишка осторожно вытянул одну и вежливо поблагодарил.
— Почему никто не останавливался, чтобы помочь нам? — спросил у него Вашингтонец.
— Боялись, — ответил парнишка. — Днем бы остановились, а вечером боялись. Люди теперь не доверяют друг другу…
Он притоптал ногой сигарету, сел в кабину и, разворачивая машину, весело посоветовал:
— Тэйк ит изи!
В САМОМ ЦЕНТРЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ
Мы теперь знаем, что находится в самом центре Соединенных Штатов. Лужок, где пасется восемь коров бурой масти, неубранное поле сорго и проселочная дорога, которая опускается в ложбинку, а потом выскакивает на обыкновенный холмик, покрытый желтеющей травой. Дорога здесь делает петлю, оставляя на ее внешней стороне небольшую харчевню с гаражом.
Помимо нас, в самом центре Соединенных Штатов Америки было еще три человека. Хозяйка закусочного заведения и два ковбоя — безусый старик и бородатый юноша. Положив на колени свои широкополые шляпы, ковбои ели мороженое и вели неторопливую деревенскую беседу. Старик говорил, что сегодня ночью были заморозки и что он вообще не припомнит таких ранних холодов.
— Уже сейчас 25 градусов[1], — сказал парень, поеживаясь. — Будет веселенькая зима.
— И веселенькое лето, — грустно добавил старый ковбой. — Опять упадут закупочные цены на зерно. И опять нам придется высыпать кукурузные початки в ящики у дороги…
Ковбои тяжело вздохнули и заказали себе еще по порции мороженого. У хозяйки тоже были свои заботы. Она все время выглядывала в окно, но дорога была пустынна. Старый ковбой перехватил взгляд хозяйки и сказал понимающе:
— Что поделаешь, голубушка. Разве в такую погоду заманишь кого-нибудь в нашу глухомань?..
И все-таки мы находились в самом центре Соединенных Штатов Америки. Холм, на котором петляла дорога, был удалей «а совершенно равное расстояние от побережья Тихого и Атлантического океанов, от Канады на севере и от Мексики на юге. В этом не было никакого сомнения. Здесь же на холме была сложена из неотесанных камней усеченная пирамида высотою в человеческий рост. К пирамиде была приколочена металлическая плита:
«Бели вы проколете острием карандаша карту Соединенных Штатов именно в этом месте, то она будет свободно вращаться вокруг своей оси.
Географический центр США.
Долгота 98 градусов 35 минут.
Широта 39 градусов 50 минут».
Рядом с пирамидой на шесте красовалась не менее впечатляющая надпись: «Тот, кто бросит здесь бумагу, уплатит от 50 до 500 долларов штрафа».
Непомерно высокая шкала штрафа объяснялась, очевидно, тем, что Америка стремилась держать свой пуп в чистоте.
Мы не стали проводить ни один из экспериментов: вращать карту на острие карандаша и сорить бумажками вокруг пирамиды. Оставив свои росписи в книге посетителей, хранящейся в цинковой коробке, мы сели в машину и доехали до развилки четырех дорог, которые под прямым утлом разбегались на юг, на север, на запад, на восток.
Здесь мы вышли из автомобиля и, подобно былинным богатырям, остановились в глубоком раздумье.
— Куда поедем? — спросил Москвич.
— Наш маршрут строго определен государственным департаментом, — ответил Вашингтонец. — Дорога ясна…
Перед нами расстилалось федеральное шоссе № 36, по которому мы ехали уже три дня. Не самая лучшая из американских дорог, но, наверное, и не самая худшая.
В нескольких десятках миль южнее проходит дорога № 70 — первоклассная автострада — четыре нитки в одну сторону, четыре — в другую. А здесь одна нитка туда — другая навстречу. Семидесятая дорога — сплошной поток автомашин, бегущих через десять штатов от столицы страны до Скалистых гор, неумолчный шорох покрышек, скорость до ста пятидесяти километров в час.
