С тех пор заимел я, ребята, в жизни цель: встретиться с Кобзоном и научить его петь прекрасную песню Александра Дулова «Сырая тяжесть сапога, роса на карабине». Но как-то не сложилось… Пока…
P.S. Я смеялся до истерики, когда узнал что Иосиф Кобзон почти двадцать пять лет спустя после описываемых событий стал депутатом Думы от Агинского Бурятского автономного округа. Видно все-таки потянуло народного артиста в те места, где мы с ним когда-то пели хорошие песни.
Забайкалье, Кодарский хребет, 1970-й год. Когда мы по каменистой осыпи и без особых усилий поднялись на перевал Сюрприз со стороны Среднего Сакукана, нам стало понятно, что название перевалу выбрали не случайно.
В долину Верхнего Сакукана перевал обрывался крутым спуском, если это нагромождение разрушенных временем вертикально падающих скал можно назвать спуском. Только на Кавказе, да еще на Алтае проходил я такие альпинистские «спуски». С перевала Сюрприз в Кодарском хребте мы спускались шесть часов.
Точнее сказать, мы спустились в левый приток Верхнего Сакукана и очень обрадовались, увидев ровный плавный спуск к основной реке. Редкие чахлые лиственницы были разбросаны по дну долины. Но вечная мерзлота тут лежала практически на поверхности, и идти по моховой подушке, покрывающей реликтовый лед, было весьма утомительно. Подошвы сапог срывали тонкий моховой слой и скользили по грязно голубому льду.
Заночевав у границы леса, на следующий день мы быстро спустились к Верхнему Сакукану и пошли вниз по его течению. Широкая полоса крупной гальки представляла собой удобный путь, как для многочисленного зверья, так и для передвигающихся верхом на оленях редких аборигенов. Такая широкая галечная пойма реки в здешних краях носит название аян. Но идти пешком и под рюкзаком по такому аяну – все ноги собьешь и проклянешь все на свете.
Так ковыляли мы по гальке и считали километры: один, два, три, четыре. И вдруг, под ногами проявилась достаточно ровная и твердая дорога, явно расчищенная мощным бульдозером. Эта дорога «подвалила» из распадка на правом берегу, перебрела реку и пошла вниз по нашему левому берегу. Дорога, как любил говорить Григорий Тутаев, «хоть боком катись». И мы «с песнями», это тоже его выражение, быстро двинулись вниз по направлению к реке Чара.
Было очевидно, что дорога эта была расчищена давно для целей передвижения механического транспорта и в настоящее время спросом не пользовалась. Заброшенная была дорога. Ну, мало ли заброшенных дорог мы встречали в тайге… Работал золотой прииск в тайге и была проторена к нему дорога, забросили прииск – дорога осталась. А что уж говорить о лесовозных дорогах вблизи жилья…
Но что то необычное было в этой дороге, которая вела вниз по Верхнему Сакукану. И вдруг я понял, в чем ее необычность. Слева и справа шпалерами вдоль дороги стояли пирамидальные тополя, которые выделяли ее среди северной тайги и придавали неестественную южную красоту этой горной трассе.
Восемь километров прошагали мы по этому чуду Забайкальского дорожного строительства. Вдруг дорога «отвернула» в левый распадок и мы снова заковыляли по осточертевшей гальке аяна. Что за бред, обычно начавшись, дорога ведет в населенку! А эта дорога вела в никуда!
Но вот среди чахлых лиственниц показался песчаный желтый бруствер, и мы поняли, что дошли до знаменитой Чарской пустыни на вечной мерзлоте. А мерзлота – вот она во всей красе. У самого песчаного бруствера располагался выскорь поваленной ветром лиственницы. В неглубокой яме, где когда то располагались корни дерева, просматривался синий лед. Ученые утверждают, что толщина льда в этом регионе достигает нескольких сот метров.
Взобравшись на песчаный бруствер, мы оказались в самой настоящей пустыне. Из литературы известно, что эта уникальная линза песка тянется вдоль берега Чары на пятнадцать километров и достигает ширины нескольких километров.
Пустыня на вечной мерзлоте на фоне Кодарского хребта
Стоило добираться сюда за тысячи километров, чтобы посмотреть на здешнее чудо природы, единственное на земном шаре. Барханы высотой до семидесяти метров уходили влево и вправо. Сзади виднелась синяя пила Кодарского хребта, впереди за широкой долиной Чары пологими увалами поднимался к небу хребет Удокан. В массиве хребта, напротив нас, просматривалась долина Имангакита (приток Чары), по которому нам предстояло подниматься к вулканам Удокана. В Удокане горела тайга, тут и там на его массивном теле поднимались вверх дымы – очаги пожара. Солнце проглядывало сквозь пелену дыма красным кругом, и на него можно было смотреть невооруженным глазом.
Наверное, до поселка Чара можно было дойти по тропе, не поднимаясь в пустыню. Но мы не могли отказать себе в удовольствии карабкаться на барханы и скатываться вниз, поднимая шлейфы песка. Заночевали мы также в пустыне, найдя между барханов оазис в виде ручья, окаймленного купой лиственниц. Незабываемая ночь! Ясное небо, светит полная луна и на темном силуэте Удоканского хребта то разгораясь, то притухая, мерцают очаги лесных пожаров.
Утром, пройдя немного от места ночевки, мы наткнулись на следы позорного и ужасного прошлого. На границе пустыни огромное пространство было когда-то огорожено колючей проволокой. Проволока проржавела, многие столбы покосились и упали, но как черное пятно на желто-зеленом поле вдали виднелись брошенные бараки концентрационного лагеря. Как позднее нам сказали, что этот лагерь носил романтическое название «Синильга», что по эвенкийски означает «Пурга». Как известно, среди чекистов было много ценителей прекрасного. Одни писали книги и организовывали зековские театры, другие называли места своей вынужденной суровой службы романтическими именами.
Глядя на это безобразное пятно среди сияющей красоты окружающего мира, я понял, в какое никуда когда то вела только что пройденная нами дорога. Она вела из одного лагерного пункта в другой лагерный пункт, и никуда больше! И какой то гражданин начальник, также не чуждый прекрасного, заставил зеков посадить вдоль дороги пирамидальные тополя. Чтобы, значит, глаз отдыхал в процессе движения по ней. А может, вспомнил гражданин начальник, как в молодости делал революцию на Украине, и одолела его ностальгия… Вот только где он взял столько саженцев для этого паркового проекта? Ну а в бесплатной рабочей силе недостатка не было.
И еще я понял, что за непонятные, не присущие картографии объекты, были густо разбросаны на нашей походной карте: пункт № 15, пункт № 21 и т.д. Они указывали расположения лагерных пунктов, которые были созданы в середине сороковых годов с целью освоения природных богатств этого Забайкальского края. Но в местную Колыму Кодар-Удокан доблестные чекисты не превратили. Не успели.
