– Устрицы едят давно. Прежде всего, римляне (опять?! – В. П.). Потом уже все остальные.
– Почему их не едят с мая по август, то есть в течение тех месяцев, в которых нет буквы «р»?
– По глупости. Одни говорят, что это придумал наш Людовик XIV, большой любитель женщин и устриц, которые считались, да и являются афродизиаками. Знаете, что это такое? – спрашивает мадам Ру, пристально глядя мне в глаза.
– Да, мадам, знаю.
– Так вот, король, говорят, боялся, что все его придворные и вся Франция последуют его примеру и будут съедать на завтрак дюжину устриц. Вот он и придумал запретить есть устрицы с мая по август. Чтобы они, бедные, могли размножаться и не исчезли бы. Это одна легенда.
– А еще?
– А еще говорят, что это придумали в Англии – в которой ничего не понимают в еде, – чтобы в жаркие летние месяцы не портились во время перевозок устрицы, ведь у англичан своих-то нету.
– Вы, видимо, не жалуете англичан?
– Как можно относиться к народу, который придумал тушить и жарить устрицы?!
– Вы выращиваете устрицы, но есть ведь и «дикие». Они, наверное, вкуснее и дороже?
– Ровно наоборот. Они менее вкусные и дешевле.
– Не понимаю. Например, выращенная форель менее вкусна и дешевле дикой…
– Да, потому что выращенная форель всю жизнь плавает в пруду, а дикая борется с течением, преодолевает водопады, и поэтому у нее мясо плотнее, вкуснее. Что касается устриц, то все живут в одних и тех же условиях, что дикие, что выращенные, но выращенные имеют преимущество.
– Какое?
– Мы их охраняем от хищников: рыб, крабов, других моллюсков, чаек.
– Это трудная работа?
– Это тяжелая работа, можете мне поверить.
– Используете иммигрантов?
Мадам Ру смотрит на меня чуть ли не с возмущением:
– Конечно нет!
– Почему же?
– Потому что для того, чтобы выращивать устриц, надо, чтобы океан был у тебя в крови. Этим занимался мой отец и его отец, и отец отца моего отца.
– Интересно, что по-французски вы говорите не «растить» устриц, a élevage, что можно перевести как «воспитание». Кстати, то же слово используют виноделы. А потом вы «доводите» устрицы – это у вас называется affinage – расскажите об этом, пожалуйста.
Впервые Катрин Ру смотрит на меня с улыбкой:
– Смотрите, на милость, журналист, а кое-что знает. Ну, слушайте. Мы «воспитываем» устриц в садках. По мере того как они растут – а для этого требуется от двух до четырех лет, – мы пересаживаем их из садка в садок. В зависимости от того, сколько раз их пересаживают и сколько устриц в садке, они делятся на «финн», «спесьяль», «фин де клер» и «спесьяль де клер». Например, устрицы «фин де клер» должны провести «аффинаж» – доводку – не менее двух месяцев в садке и их должно быть не больше двадцати штук на квадратный метр. А садок «спесьяль де клер» еще менее населен – не более десяти штук на квадратный метр. Ну, и есть элита – «пус эн клер» – пять устриц на квадратный метр.
– Мадам Ру, все-таки история о том, что устрицы повышают мужскую потенцию, – правда?
– А что, есть проблемы?
Я покраснел, а она расхохоталась, потом сказала:
– Говорят, что Казанова съедал двенадцать дюжин устриц в день, чтобы разжигать свою страсть. Кроме того, сама устрица живет очень странной половой жизнью. Одна и та же устрица меняет свой пол по собственному желанию несколько раз в жизни. На вкус невозможно отличить мужскую особь от женской, но, видимо, это смешение действует на вас, мужчин. Давайте, угощу.
И угостила совершенно потрясающими на вкус «фин де клер» со стаканчиком «Пуи фюиссе».
– Ну как, почувствовали? – спросила Ру, подмигнув мне и пройдя мимо моего деревянного столика.
Почувствовал. Потом на тракторе поехал в объезд части залива, чтобы выйти к отмели, где находятся садки Катрин Ру. Не знал, что устрица-ребенок похожа на гальку, если не знать, не догадаешься. Посмотрел на садки, уходящие далеко в океан, потом пошел назад, прямо через обнаженное дно залива, благодаря тому, что был в высоких резиновых сапогах из хозяйства Катри Ру. То там, то сям виднелись корпуса лежавших на боку парусных лодок. Кое-где вода не ушла, образовав довольно большие заводи. В одной два золотистых ретривера ловили рыбу. Я так засмотрелся на них, что забыл наставление Катрин смотреть в оба. И не сходить с «тропинки», ведущей к ее устричному магазинчику, а то можно угодить в бездонную черную засасывающую липкую грязь. И попал одной ногой. Еле выбрался.
Если мне не изменяет память, я впервые попробовал вино, когда мне было шесть лет. Это было за воскресным обедом: мама налила мне немного красного вина в бокал, разбавила его водой и предложила попробовать. Если бы я не испытал никакого ощущения, вряд ли бы помнил об этом. Но мне понравилось – это я четко помню. Как и то, что мне давали разбавленное водой красное вино лет до четырнадцати, а потом стали наливать вино, не разбавляя его. И так, или почти так, происходит во многих, если не во всех французских семьях.
С самого юного возраста вино входит в твою жизнь как нечто совершенно нормальное, как хлеб, например. С очень раннего возраста ты начинаешь различать вина по аромату, по вкусу, по цвету, ты начинаешь понимать, с какой едой сочетается или не сочетается то или иное вино.
Не вредит ли это здоровью вообще, спрашиваете вы, и юному растущему организму в особенности? Позволю ответить вам двумя цитатами:
«Вполне можно рассматривать вино как самый здоровый и самый гигиенический из всех напитков». Это написал великий ученый Луи Пастер в своем труде «Винные исследования» в 1873 году.
А почти за век до этого автор Декларации независимости и третий президент США Томас Джефферсон написал:
«Я считаю величайшей ошибкой рассматривать высокий налог на вино как налог на роскошь. Напротив, это налог на здоровье наших граждан».
Я мог бы привести еще сотни таких высказываний. Дома у меня десятки книг о вине на библиотечной полке. Но эти книги вы при желании можете купить и прочитать, я же хочу попытаться дать вам представление о том, что такое вино для французов. Я начну с конца.
Когда наше путешествие завершалось – а это было в самом начале октября 2009 года, – мы были приглашены в замок Лагрезетт. Замок находится совсем недалеко от города Каор, или, на русский лад, Кагор, который требует отдельного упоминания. И дело не только в том, что это один из самых древних городов Франции; и не в поразительном романском соборе св. Стефана-Сент-Этьен, построенного в XII веке; и не в том, что уроженец этих мест папа Иоанн XXII осыпал город дарами и привилегиями, в том числе работами лучших флорентийских мастеров; и даже не в «доме Генриха IV», не в фонтане Шартрез, не в старинных укреплениях, не в четырехстах старинных воротах XII–XVII веков. Дело, конечно, в мосте Валентрей. Он был заложен в 1308 году, это бесспорно один из красивейших укрепленных мостов в Европе, его три башни и зубцы делают его похожим на крепость, нависшую над водой. Он строился семьдесят лет, строился очень медленно, и, как гласит легенда, архитектор, чтобы скорее завершить работу, обещал душу дьяволу в обмен на его помощь. Дьявол, понятное дело, обрадовался, но не понимал, что архитектор не прост. Согласно договоренности, если дьявол по каким-либо причинам отказывался или не мог выполнить приказы архитектора, пакт немедленно расторгался.
