телевизора, грациозная, легкая, красивая… Она была в паре с Мишей Тетериным, но парень неудачно съездил покататься на лыжах, сломал руку… Пришлось срочно найти замену. Не знаю, что тренер Дианы нашел в Жаке, но из-за него… Боже, мне же ей еще грустную новость сообщать.
Через сутки она отошла от наркоза и медикаментов, и стала ясно мыслить. Проходя мимо палаты, я видел ее красные, опухшие от слез глаза. Сердце мое сжималось, но это все — каток теперь только в фантазиях. Я пришел к ней с папкой и выпалил первое, что пришло в голову. Она взглянула на меня, как на врага народа, но какие слова не подбирай, суть не поменяется. Старался, как мог.
А теперь смотрю, как она своими нежными пальчиками помешивает ложечкой кофе, и думаю, что надо было другими словами ей все объяснить…
— Даяна, — она подняла на меня свои невозможные глаза.
— Там, в больнице… — голос сел, стал тише, я заволновался. Она сглотнула, взгляд ее стал внимательнее. Словно хочет услышать, что это была шутка.
— Я повел себя, как настоящий болван, надо было вам сказать правду, как есть…
— Да. Вы были не очень тактичны, Даниэль… — она опустила глаза и потянулась за круассаном.
— Вы могли потерять ногу, — она замерла, так и не донеся круассан до рта. Даяна неверяще посмотрела на меня.
— Но… — она задумалась, — мне сказали…
— Я знаю, что вам сказали, это было по моей просьбе, — сделал глоток черного кофе, — я думал, так вам будет легче принять ситуацию, но вы стремитесь вернуться на лед, а это может стоить вам здоровых ног.
Она все еще не верила, но вариантов нет. Ее бунтарский характер не дает смириться с новым положением. Я вижу, как она закипает, рискуя вот-вот взорваться, но вместо этого — снова слезы.
— Я знала… — тихо прошептала она. — Но отказывалась верить, ведь я чувствовала, что что-то не так. Я больше не ощущаю свое тело, как раньше!
Даяна
Он протянул платок… У этого доктора даже есть матерчатый платок, не одноразовый, из пакетика, а большой, мягкий и клетчатый!
Вытираю слезы и смотрю на тротуар. Маленькая рыжая девочка с кудряшками прыгает и радостно кричит:
— Мама, мама, смотри какая киса, у нее такие огромные глаза, — малышка широко распахивает свои, чтобы продемонстрировать, как нарисовано у художника на полотне.
— Но ведь таких на самом деле не бывает, да, мамочка? — тем временем женщина с безупречным маникюром и начищенными туфлями одергивает дочку и просит вести себя прилично.
Рядом лихо проезжает велосипедист, пекарь кричит «Самые вкусные булочки Парижа», почтальон бежит с газетой в руках, адвокат размеренно пьет кофе на другой стороне улицы. Жизнь продолжается. Я обнимаю себя руками и тихо произношу, глядя на хирурга:
— У меня есть список мест, которые нужно посетить в Париже.
Он встает из-за столика, аккуратно отодвигает стул, на котором сижу, и подает мне руку:
— Почту за честь вам все показать.
Алевтина Попова
Мы торопились, потому что хотели еще много успеть: заселиться, поужинать, прогуляться по окрестностям Марна-ла-Валле, пригороду Парижа.
Отель был странный. Как лучше описать его: запущенный или «шебби шик»? Вроде бы все дорого-богато, но знавало и лучшие времена. Позолота на колоннах облупилась, как-то элегантно, не облезло.
На входе толпилось много народу. Семьи, пары, однако младенцев и маленьких детей не было. Швейцар молча пропускал, не глядя на документы. Вполне дружелюбный, но как-будто немой. Проходя мимо него, я случайно коснулась его руки и тут же отдернула — холодная, какая-то неживая. И это в середине лета! Да, вечер был слегка прохладный, а все же не мороз! Я вскинула глаза, посмотреть, не болен ли человек, но он уже переключился взглядом на молодого человека у нас за спиной.
Данила дернул меня за руку: «Мам, долго еще ждать? Скоро пойдем?»
Ему и правда уже поднадоело стоять благовоспитанно и пристойно: мой восьмилетний ребенок сроду не отличался терпением, и каждый раз, когда мог найти, куда пристроить свою энергию, отправлялся на поиски приключений на свою «желтую шляпу».
Ему не терпелось поехать на разрекламированном лифте с видом на город.
К нам подошел коридорный и кивком попросил следовать за ним. Мы отправились шумной процессией в глубину холла, к внутреннему лифту. По дороге Данила успел приземлиться на пару кресел под неодобрительными взглядами персонала. Я заметила, что шорты у него теперь выглядели пыльными и пришла к выводу, что отель, все-таки, запущенный. Вдвойне странно при такой популярности у туристов.
Мигнул и без того приглушенный свет, и почему-то мне это показалось зловещим. У нас за спиной хлопнула дверь, а гулкое эхо усилило звук. Всем передалось настроение триллера, когда без видимой причины волосы встают дыбом, а сердце начинает колотиться.
Тут одна женщина с ребенком вспомнила, что забыла детский рюкзак на входе, и собралась отправиться за ним, но коридорный остановил ее. Он говорил по-английски с сильным французским акцентом:
«Прямо сейчас мы не можем вернуться в холл. Дверь в фойе автоматическая и открывается, когда к ней подходят с противоположной стороны или при пожаре. Не волнуйтесь, ваши вещи не пропадут. У нас никто и ничего не пропадает. Мы гордимся уровнем безопасности в нашем здании».
У кого-то зазвонил телефон. На мелодию … «Отеля “Калифорния». И почему-то не с начала, а со строчки про безысходность постояльцев:
«Relax, said the night man
We are programmed to receive
You can check out any time you like
But you can never leave» — («Не кипишите, сказал ночной портье, мы всегда рады принять гостей — вы можете освободить номер в любой момент, но вот уехать — нет»)
Казалось, сам мужчина не ожидал такого поворота и с недоумением смотрел на телефон. Звонок оборвался. Муж попробовал мрачно пошутить: «Антураж фильма ужасов удался». Пара смешков, но в целом настроение как-то ухудшилось.
В это время подъехал внутренний лифт. Коридорный вошел первым, мы последовали за ним в ярко освещенную кабину. В ней играла вполне себе веселенькая мелодия из 50-х. Все чуть расслабились. Запах же был какой-то затхлый, но не явный, а слегка уловимый. Его почти перебивал сильный аромат чьих-то духов, но тем не менее я явно почувствовала душок старости. Как будто что-то принесли с чердака, где оно истлело и теперь веяло стариной и забытыми десятилетиями. Стены лифта были вытерты спинами тысяч гостей, но это было даже атмосферно, а не задрипано.
«Сейчас мы поднимемся на верхний этаж, и вы сможете насладиться
