Так или иначе, первый раз лазутчики ассасинов проникли в лагерь Саладина во время осады им Алеппо в декабре 1174 года, подобрались к его палатке и только благодаря счастливой случайности были опознаны и в кровопролитной схватке убиты. Другой раз покушение почти удалось. В мае 1176 года, во время осады города Азаза, убийцы переоделись воинами Саладина, напали на него — но верные эмиры бросились на защиту вождя, и благодаря их храбрости и отличным доспехам он отделался лишь легкими ранениями. Такую вопиющую дерзость нельзя было оставлять безнаказанной, и в августе того же года Саладин осадил крепость Масьяф, однако снял осаду. Почему? На этот вопрос также нет единого ответа. Кто полагает, что Саладина отвлекло наступление, предпринятое в этот момент франками в долине Бекаа; кто снятие осады приписывает вмешательству дяди Саладина, эмира Хомса; а Ибн аль-Асир это неожиданное перемирие и в дальнейшем полное отсутствие каких-либо конфликтов между ассасинами и Саладином объясняет заключенным ими тайным соглашением, по которому в Тире 28 апреля 1192 года был убит заклятый враг Саладина, маркиз Конрад де Монферрат, титулованный король Иерусалимского королевства.
Убийц, проникших в Тир под видом христианских монахов, удалось взять живыми. Сразу же после ареста они признались, что являются ассасинами, но на дальнейших допросах показали, что убийство совершено по «заказу»… короля Англии Ричарда 1, тоже недолюбливавшего чрезмерно самостоятельного маркиза.
Впрочем, показаниям ассасинов не очень-то доверяли. Рашид ад-Дин Синан, наиболее известный шейх ассасинов, правивший ими с 1162 года в течение трех десятилетий, славился коварством и хитростью и не раз прибегал к распространению ложных слухов через своих исполнителей, которые по его приказу готовы были облачиться в любое платье, выполнить задание, дать себя арестовать, а на допросе «признаться» в чем нужно.
Об их фанатизме пишет один французский граф, посетивший преемника Синана в его замке. Дозор на высоких башнях замка несли вооруженные, завернутые в белые одежды ассасины. Желая произвести на гостя впечатление, шейх подал сигнал — и тотчас двое из стражей, ни секунды не раздумывая, бросились с башни вниз, на острые камни.
Неудивительно, что сильные мира сего предпочитали не ссориться с ассасинами и даже платить им дань. Только рыцарские ордены госпитальеров и тамплиеров, для которых смерть одного или даже нескольких членов особой катастрофы не представляла, не боялись ассасинов и сами брали с них налоги. Госпитальеры, например, как пишет арабский историк Аль-Макризи (ум. в 1442 г.), получали с ассасинов «1200 динаров и 100 муддов[35] ячменя и пшеницы».
К середине XIII века существование ассасинов в Сирии значительно осложнилось из-за антиисмаилитских настроений, исподволь подогреваемых правителями. То в одном городе, то в другом устраивались побоища, в которых ассасины гибли десятками тысяч. В тот же период монгольский хан Хулагу разгромил их государство в Персии, а в 1256 году, захватив столицу ассасинов Аламут, повесил их последнего верховного шейха и двинулся на Сирию.
Сирийские ассасины из двух зол решили выбрать меньшее и присоединились к мусульманскому владыке Бейбарсу, рассчитывая, во-первых, отомстить монголам, а во-вторых, завоевать таким образом благосклонность султана. Но Бейбарс, всю жизнь посвятивший борьбе за освобождение мусульманского Востока от ненавистных христиан-франков и язычников-монголов, вовсе не был намерен терпеть у себя под боком столь опасных раскольников. Использовав силы ассасинов в войне с монголами и прибегнув пару раз к их услугам в устранении противников (убийство Филиппа де Монфора, графа Торонского; покушение на английского принца Эдварда), Бейбарс сперва заменил шейха ассасинов собственным ставленником, а затем начал отбирать у них один за другим замки. Утратив в 1273 году свой последний замок Каф, ассасины Сирии навсегда лишились того влияния и могущества, какое они имели в XI–XII веках.
Тем не менее исмаилитская секта низаритов сохранилась но сегодняшний день более чем в двадцати странах Азии и Африки, а у их духовного главы, носящего титул ага-хан, имеются две резиденции — в Индии и в Кении.
И ассасинов, и крестоносцев Крак де Шевалье разгромил приблизительно в одно время султан Бейбарс, однако список его врагов на этом не закончился. На четырнадцать лет дольше, чем их собратья по ордену в Крак де Шевалье, продержались в Сирии госпитальеры замка Маркаб, который крестоносцы называли Маргат. «Маркаб» по-арабски означает «наблюдательный пункт». Когда по дороге Тартус — Латакия приближаешься к городу Баниясу, невозможно не заметить квадратную башню-форпост, похожую на гигантскую шахматную туру, в нижней части спускающегося к морю склона Взгляд сам собой скользит по этому склону вверх, через горные террасы, все дальше от берега и дороги, и вдруг останавливается, словно зацепившись за зубчатые укрепления на одной из вершин. Это и есть замок Маркаб — исполин, каменный рыцарь, выдвинувший свою башню на горизонталь побережья в партии, разыгранной около восьми веков назад. Даже на расстоянии замок поражает размерами, обилием башен, выступающих из мощных стен, строгой красотой форм. А в погожий день замок как будто светится — это солнечные блики играют на черных базальтовых плитах, из которых сложен Маркаб. Каждый камень в кладке четко оттенен линией светлого цементирующего состава, и этот черно-белый силуэт еще больше подчеркивает угрюмое величие средневековой цитадели.
И все же снизу, с шоссе, видна лишь малая толика великолепия Маркаба. Полностью оно открывается с самого замка. Повторяя конфигурацию горы, крепостные стены окружают Маркаб треугольником, и с каждой стороны расстилается своя, незабываемая по грандиозности и яркости панорама. С одной стены далеко внизу видишь цветущую зеленую долину, край олив и фруктовых садов, — один из ключевых проходов в горах к побережью; с другой, сколько хватает глаз, тянутся островерхие отроги хребта Ансария, летом темные, зимой покрытые снежными шапками; с третьей угадывается вдали Средиземное море. И ни один звук с автострады не долетает сюда — тишина, которой окутано торжественное одиночество Маркаба, так же незыблема, как и сам замок.
Туристы не так уж часто посещают Маркаб, на главных воротах его висит огромный, под стать самой крепости, «амбарный» замок. В деревне у основания замка живет сторож, он же хранитель Маркаба, он же гид, который охотно поднимется с гостями по относительно неплохой асфальтированной дороге к укреплениям, по мосту переведет через высохший ров, поросший чахлой травой и желтоцветным дроком, отомкнет врата, расположенные в полвысоты западной стены. С этого момента время для посетителя останавливается, и он переносится в средневековье. Сводчатые каменные коридоры; башня Тур де Эперон, принявшая основной удар мусульманского войска, — светлый цемент между ее камней до сих пор пестрит засевшими в нем наконечниками стрел; готические своды часовни, в которую поднимался для молитв епископ Валении (Валенией крестоносцы называли город Банияс), в середине XIII века переселившийся из города в более безопасный, на его взгляд, Маркаб; склады, хранившие пятилетний запас продовольствия для гарнизона в тысячу человек; парадный зал, где гроссмейстер госпитальеров принимал в 1229 году венгерского короля, привезшего Маркабу и Крак де Шевалье ценные дары «на укрепление обороны»; темница, куда в 1195 году Ричард Львиное Сердце заточил Исаака Комнина, правителя Кипра, вступившего в союз с Саладином… Каждое прикосновение к стенам старинного замка оживляет эпизод истории.
