Кстати, коммунисты, в своих представлениях о человеческом счастье, довольно близки к апологетам западного образа жизни. Еще Карл Маркс писал, что жизнь — это способ существования белковых тел. Каково, а? Не знаю, как вам, уважаемый читатель, но мне очень не хочется, чтобы моя жизнь просуществовала белковым телом, и только. Или вспомните идеалы счастья эпохи развитого социализма в нашей стране. Популярная тогда молодежная радиостанция «Юность» провела конкурс на лучшую формулировку понятия счастья. Первое место заняла такая фраза: «Счастье — это когда утром с радостью идешь на работу, а вечером с радостью возвращается домой». Не напоминает ли это вам стереотипы двух лягушек из известного мультфильма, философствующих в болоте: «Поели, теперь можно и поспать… Поспали, теперь можно и поесть…»
Но ведь человек — это не только белковое тело. У него, в отличие от животных, есть разум. Вот только одни используют его на службу своему телу, а другие используют тело в помощь своему разуму. Вспомните, ведь само ваше рождение — это уже большая удача. Ведь по статистике только одна из двухсот тысяч яйцеклеток, производимых женским организмом, имеет шанс быть оплодотворенной и превратиться в человека. Поэтому прожить эту с трудом выпавшую вам жизнь нужно действительно так, чтобы не было мучительно больно и стыдно за прожитые годы. Если ты считаешь себя человеком, а не биомассой, то должен понимать, что думать в жизни надо не о благах для своего бренного тела и его удовольствиях, а надо жить, совершенствуя то, что является главным в тебе, вечную душу и заботясь о месте ее обитания — нашей Земле. Задача эта — не простая. Но тем, кто согласен с моими мыслями, дам совет: на свете нет никакой другой инстанции, кроме нас самих, куда мы могли бы обратиться за помощью. До тех пор, пока ты не примешь для себя решение, поступать отныне иначе и жить по другим законам, до тех пор жизнь твоя не будет ничем другим, как способом существования белковых тел.
Ну а счастливой, как я думаю, можно назвать такую жизнь, когда хозяину ее удалось испытать все, что только может испытать человек. Радости и горе, надежды и разочарования, верность и предательство, любовь и ненависть, удачи и поражения, — все это и многое другое, что может испытать человек, в своей многотрудной и замечательной жизни. Счастье и несчастье — это два совершенно естественных состояния, которые не существуют отдельно друг от друга, так как только на фоне одного из них становится заметным другое. Так что желаю вам много счастья и много несчастья; желаю полноценной жизни, достойной человека!
10 июня 2001 года
Тайны Южной Луангвы. Нападение ужасных гусениц. «Флэт Дог» не спит. Голодные гиппопотамы ждут гостей
Подъем, как всегда, в пять часов утра. Сегодня предстоит проехать пятьсот километров до национального парка Южная Луангва, расположенного на востоке Замбии; из них более двухсот километров составляет очень тяжелая грунтовая дорога. Брендон надеется добраться за четырнадцать — шестнадцать часов. Главное — чтобы не подвел наш трак. Я уже говорил, что эта машина переделана из армейского грузовика, специально для длительных экспедиций в условиях бездорожья. Трясет в нем прилично, но проходимость у этого трака довольно хорошая.
Грунтовая дорога — вся в рытвинах и ухабах. Пылища стоит вокруг нас такая, что видимость по сторонам не превышает трех метров. Однако внутри салона пыли совсем нет, настолько герметично он сделан. Невольно вспоминается езда по дорогам российской глубинки. Среди прочих путешествий мне в свое время довелось проехать весь Чуйский и Колымский тракты. В памяти всплывает наш небольшой автобус «пазик», трясущийся по Колымскому тракту от Якутска до Магадана. Август, жарища и пылища, да такая, что все участники экспедиции напоминают рабочих цементного завода. Причем, что интересно, если закрыть все окна, салон моментально наполняется жуткой пылью, проникающей через всякие щели. Поэтому приходится специально открывать все окна и двери автобуса, и тогда пыль, не скапливаясь до невозможных концентраций, в значительной части выдувается за борт.
Съехали на ланч, в сторону одиноко торчащей мачты какого-то ретранслятора. Чернокожий охранник, обитающий в шалаше подле нее и вооруженный большим ножом-мачете, сказал, что питьевой воды нет, и вообще «тут не положено». Банка пива решила исход диалога в нашу пользу. Служивый указал нам на полую тростинку, торчащую из сухого дерна за большим камнем. Припав к ней губами, он набрал полный рот воды и, вылив ее затем в кружку, протянул последнюю нам. Желающих принять презент не нашлось. В конце концов Брен- дон, знающий этот фокус, уговорил охранника разобрать дерн. Под ним скрывалась небольшая ямка, в центре которой бил крохотный родничок. Пить из него мы не рискнули, но умылись с удовольствием.
Чуть в стороне росло несколько кустов, напоминающих дальневосточный багульник: голые ветки их были плотно усеяны розовато-сиреневыми цветами. Все пошли фотографироваться и, только подойдя вплотную, поняли, что это не цветы, а тысячи толстых, ярких и мохнатых гусениц, свернувшихся колечками вокруг прямых веток, наподобие шашлыка на шампурах. Внезапно многие гусеницы стали резко распрямляться и прыгать на одежду тех из нас, кто подошел вплотную к кустам. С дикими воплями все разбежались в разные стороны, отряхиваясь от нападающих насекомых. Аппетит разом пропал, и мы тотчас поехали дальше без перекуса.
Вдоль дороги стали попадаться небольшие поля хлопчатника и бахчи с арбузами. Иностранцы вновь взялись за свои карты, Паша — за продолжение поэмы, а я — за дневник. Ванесса на ходу организовала концерт самодеятельности. Все по очереди исполнили государственные гимны наших восьми стран. Мы, вчетвером, спели гимн бывшего Советского Союза и сказали удивленным иностранцам, чтобы они не расслаблялись: все еще вернется. Аплодисменты в наш адрес были самыми бурными…
К вечеру добрались-таки до национального парка Южная Луангва и разбили свои палатки на территории кемпа, под названием «Флэт Дог». Так на местном сленге называют крокодила. Наша палатка стоит метрах в пятидесяти от реки Луангва. В водах ее лучи заходящего солнца освещают торчащие головы множества гиппопотамов. Я насчитал шестнадцать особей, но затем сбился: звери постоянно ныряют, словно играя между собой в прятки. Еще через час, неподалеку от нашей палатки, на водопой пришло большое стадо слонов.
Постепенно мы привыкаем к обилию диких животных в Африке и уже не хватаемся судорожно за фотоаппараты при их появлении. Тем более что весь завтрашний день будет посвящен изучению этой заповедной зоны.
