Кеппелы — старинная английская аристократическая фамилия. Но владелец «Гранда» Майкл Стейнер признался мне, что бар назван не в честь всего рода, а в честь одного конкретного человека, женщины по имени Элис Кеппел.
Мало того, было время, когда весь ресторан назывался так. Но потом по некоторым соображениям было решено все-таки спрятать это имя чуть глубже, чуть ниже, чуть дальше от случайных глаз. Так что же это за женщина?
Элис Кеппел была не просто любовницей, но фактически второй, неофициальной женой Эдуарда VII. Первая, законная жена королева Александра, закрывала глаза на то, что ее супруг проводит курортный сезон с другой женщиной. Обе, кстати, были красавицы. В 1909 году король открыл новый бальный зал в «Гранде»; на этот раз обе главные женщины его жизни были с ним. Первый танец он танцевал с королевой, а второй — с Элис Кеппел.
Помимо Элис у будущего короля было много и других женщин; вот, они, пожалуй, пойдут уже под рубрикой «любовницы». А Элис — нет, она была практически членом королевской семьи. В такой степени, что, когда король умирал, королева сочла необходимым позвать ее к смертному одру, попрощаться. Получила Элис приглашение и на похороны. За долгие годы все так к этому треугольнику привыкли, что не видели тут ничего особенного, хотя, казалось бы, после строгих нравов, царивших при дворе матушки Эдуарда, великой королевы Виктории, это должно было бы вызывать некоторый шок.
Знаменитая карикатура конца XIX века: на первом плане грустная и рассерженная старушка в чепце сидит, неприязненно поджав губы. На заднем плане — толстячок, поставленный в наказание в угол. Подпись под карикатурой: «Редкий и печальный визит принца Уэльского к матери». Королеву Викторию действительно очень огорчал беспутный образ жизни, которую вел наследник престола; она также полагала, что стресс, вызванный поведением Эдуарда, ускорил смерть ее обожаемого высоконравственного мужа Альберта, и не могла простить этого сыну.
Появление подобных карикатур королеву тоже расстраивало, а уж как гневались придворные и министры… Но поделать ничего не могли — свобода-с… А теперь представьте себе, что случилось бы, если бы русские карикатуристы конца XIX века попытались зубоскалить по поводу любовных похождений членов семьи Романовых…
У Элис Кеппел были дети — не от короля, а от законного мужа Джорджа. Дочь Соня в свое время родила девочку Розалинду. А та, в свою очередь, вышла замуж за аристократа Брюса Шэнда, и в этом браке появилась еще одна девочка, которую назвали Камиллой. Ее муж Эндрю Паркер-Боулз дал ей свою фамилию, но ныне она более известна как герцогиня Корнуольская, супруга наследного принца Чарльза. И, кто знает, может быть, и будущая королева Великобритании.
Ходят упорные слухи, что вся эта история началась с того, что Камилла на каком-то приеме решилась сказать: «А вы знаете, ваше королевское высочество, что моя прабабушка, с вашим прапрадедушкой…»
И странная какая-то мысль якобы отразилась в тот же момент на лице принца.
Впрочем, я в эти сплетни не очень верю: незачем было Камилле и Чарльзу произносить это вслух — все было и так понятно без слов. Но заведомого любопытства по отношению друг к другу они не могли не испытывать.
Так или иначе, но то ли гены взыграли, то ли это было самовнушение или просто очередное курьезное совпадение, но принц Уэльский навсегда, на всю жизнь, смертельно влюбился в Камиллу, и чувство это оказалось взаимным и неистребимым…
Казалось бы, надо пользоваться привалившим счастьем: разве современный принц не может жениться на том, на ком хочет? Не во времена же династических и морганатических браков живем…
Но нет, оказывается, члены королевской семьи по-прежнему несвободны в своем выборе. Во-первых, в момент, когда вспыхнула любовь, сама Камилла была замужем, за тем самым Паркер-Боулзом. Но это препятствие было как раз преодолимо — Камилла вскоре благополучно, без скандала, развелась. Но вот беда, двор и даже сама королева Елизавета сочли, что принц, тем более принц наследный, будущий король, не может, просто не имеет права жениться на разведенке. Ведь именно в этом (вроде бы!) и заключалась главная причина, вынудившая дядю нынешней королевы, короля Эдуарда VIII, отречься от престола — во имя брака с Уоллис Симпсон, дважды разведенной американкой.
В семидесятые годы двадцатого века юридически вопрос этот оставался до некоторой степени спорным.
Но вот морально-политическая сторона дела ни у кого в королевском окружении сомнений не вызывала: считалось, что британское общественное мнение ни за что не одобрит такого брака, а поэтому, пойдя на него, Чарльз нанес бы сильнейший удар по авторитету монархии, а значит, и по ее будущему.
От Чарльза ожидали, что он, как и многие его предшественники, принесет себя, свои чувства и эмоции в жертву высшим интересам монархии и государства. Он и впрямь смирился, согласился с этим. Рассчитывал ли он при этом, хотя бы подсознательно, на то, что и компенсация за принесенную жертву может быть похожа на ту, какую получил его прадедушка? Я имею в виду возможность вести параллельную официальному браку «личную жизнь»? О чем думал принц, этого, конечно, никто не знает.
Между прочим, тогда считалось, что в стране набирают силу республиканские настроения, и столь опрометчивый поступок наследника, как женитьба на разведенной женщине, мог бы их усилить.
Республиканцы, как раньше, так и теперь, пока остаются в меньшинстве, но их немало, и они, разумеется, имеют возможность открыто высказывать свою позицию (правда, в рабочих районах за антимонархические разговоры могут и морду набить, но там выступать совсем необязательно, лучше среди своего брата, среди представителей «болтливого класса», такие идеи толкать).
Так вот, республиканцы предлагают отменить всю эту «оперетту», назначить королевичам приличную пенсию, прекратить «дурака валять» и войти, наконец, в новую эпоху.
Другие яростно возражают, говорят: без королевской семьи Англия будет уже не Англия, а неизвестно что. Потому что вековая монархия и ее слегка подретушированные ритуалы — это знак стабильности, преемственности и уверенности в завтрашнем дне. Верности и уважения к своему прошлому, а это тоже важно для психического здоровья нации. И вообще, монархия — не только символ или украшение, но инструмент, важная составляющая часть устройства, позволившего Британии меняться без революций и гражданских войн.
Но все это вовсе не означает, что перемены происходят совсем уж гладко, без сучка и задоринки, что страна и монархия идут вперед, никогда не проваливаясь в глубокие рытвины.
