Ознакомительная версия.
Но вот послышался легкий шум и глухо звучавшие голоса, постепенно приближавшиеся.
— Мальчики идут, — сказал Лю Пи. — У нас, пожалуй, и на две корзины не наберется руды.
Он взглянул на кучку кварца, набитого Мафу, и прикинул, что у. него на уступе едва ли будет больше.
— Хватит! — буркнул Мафу и, приподнявшись, вырвал из жилы большой кусок подбитого уже кварца, который и бросил на свою кучу.
Шаги слышны были уже близко, и из темноты вынырнули фигуры мальчиков с корзинами на спине. Подойдя к рудокопам, они присели на корточки рядом с Лю Пи. Пламя лампочки отразилось светлыми точками в их тем-, ных, косо прорезанных глазах, устремленных на огонь.
— Где, щенята, пропадали так долго? — ласково спросил Лю Пи.
— Бегали в горы, собирали дрова и аргал[3],— ответил младший, по имени Пао, племянник Лю Пи.
— И видели хуан-янгов[4],— прибавил второй, Хун, подскакивая от волнения, — пять больших и двух маленьких.
— Мы хотели поймать хоть одного. Совсем уж близко были, — затараторил Пао, — да они нас почуяли и умчались, как ветер.
— А вы не знаете, как поймать хуан-янга, не имея, ружья? — сказал Лю Пи с лукавой усмешкой.
— Арканом разве за рога или из самострела подстрелить? — предложил Хун.
—. Не нужно ни аркана, ни самострела, а только горсть соли насыпать хуан-янгу на хвост — и ты его поймаешь непременно! — серьезно заметил Лю Пи.
— На хвост?! — воскликнул Хун, разевая рот от удивления. — Да как же так? Он убежит раньше, не подпустит.
— И хвост у него очень маленький, — прибавил Пао в недоумении.
Лю Пи и Мафу расхохотались. Мальчики сообразили, что над ними шутят, и сами рассмеялись.
— Не время разговаривать, — вдруг оборвал Лю Пи. — Работа не ждет. Нагружайтесь и полезайте наверх, а когда вернетесь — принесите мне другую кайлу, моя иступилась.
Хун опустился на колени возле кучи кварца, повернувшись к Мафу спиной, а тот взял лопату и стал насыпать руду в корзину. Когда она почти наполнилась, он помог Хуну встать, и мальчик, согнувшись, зашагал в глубь темной шахты, к лестнице. Как и рудокопы, он был без рубашки, в одних бязевых панталонах. Но у старших шаровары доходили до щиколотки, и ноги были обуты в широкие носки и туфли с толстой подошвой, а у мальчиков панталоны были только по колено, и ноги оставались голыми. Впрочем, их ступни давно уже огрубели и не боялись острых камней, а подниматься и спускаться по ступенькам шахты было гораздо удобнее босиком, чем в обуви.
Вскоре с уступа осторожно спустился и Пао с наполненной корзиной и прошел мимо Мафу. Рудокоп спросил:
— А что, буря уже началась?
— Нет еще, — ответил Пао. — Верно, будет к ночи, солнце стало совсем красное и душно.
На дне шахты опять раздался однообразный стук стали по кварцу, иногда прерываемый вздохами Лю Пи и сердитыми восклицаниями Мафу. Мальчики пробирались к началу подъема, куда еле-еле проникал слабый дневной свет. Но после полной темноты на дне шахты и этого сумеречного света было достаточно, чтобы различать ступеньки. Мальчики поднимались медленно со своей тяжелой ношей, нагнувшись вперед, и в трудных местах, где ступеньки были слишком узки или далеко отстояли одна от другой, ползли на четвереньках, хватаясь за выступы камня. Они знали, что поскользнуться означало верную гибель, потому что удержаться с полной корзиной на крутом скате невозможно, и пришлось бы катиться до самого дна. На спуске, с пустыми корзинами, они были менее осторожны, и обоим уже пришлось испытать на своих боках жесткость выступов сланца, пока они не изучили все скользкие и ненадежные места.
Чем выше, тем становилось светлее и теплее, а когда мальчики выбрались наверх, им показалось, что они попали в жарко натопленную печь. Солнце, совершенно красное и без лучей, зловеще светило на посеревшем небе. Вершины Кату еле виднелись сквозь завесу мглы. Воздух был неподвижен и удушлив. Накалявшиеся с утра голые скалы Кату, щебнистые склоны ближайших холмов и каменистая почва долины отдавали свой жар воздуху, и даже в тени не было прохлады.
Мальчики подошли к большой куче кварца, высившейся у двери фанзы, опорожнили свои корзины и присели отдохнуть. Их смуглые тела блестели от пота, струйками стекавшего вниз и смывавшего сланцевую пыль.
— Мы почти все вынесли, что было. Доставай трубку и табак, — распорядился Пао, растянувшись на земле.
Хун проворно вскочил, подошел к глинобитной стенке дворика и извлек из трещины запрятанную туда коротенькую трубочку без мундштука и тряпочку с табаком. Мальчики давно уже украдкой от старших покуривали. У них в углу дворика, под кучкой камня, был устроен курительный прибор в виде маленького вулкана из глины. Курильщик клал в кратер щепотку табаку и уголек, ложился плашмя на землю и тянул дым через боковой канал холмика, сообщавшийся с жерлом. Но глина высыхала и трескалась, и прибор требовал ремонта чуть ли не каждый день. Иногда мальчикам удавалось воспользоваться трубкой Лю Пи или Мафу во время их послеобеденного сна. — Но это было связано с большим риском. Они были очень счастливы, когда нашли на дороге старую трубку.
Мальчики тщательно прятали свое сокровище и гордились им. Табак они ухитрялись таскать понемногу у старших, иногда же покупали в лавочке, если им удавалось найти крупинку золота в каком-нибудь куске кварца. Такие крупинки были в ходу среди золотоискателей, и лавочники имели особые миниатюрные весы для их взвешивания.
Хун принес трубку и табак, а затем сбегал в фанзу и выкопал из золы под каном горячий уголек. Мальчики легли рядком и поочередно затягивались из трубки, с важным видом обсуждая качества разных сортов табака и достоинства трубок.
— Когда я буду взрослым, — мечтал Пао, — я заведу себе предлинную трубку, как у сычуанца лое[5], но только мундштук будет у нее из камня, белого, как свиное сало[6], а чашечка из чистого золота.
— Такая трубка очень тяжела и неудобна, — заметил Хун. — Куда ты спрячешь ее? Ни в чулок, ни в кисет ее не засунешь.
— Нет, я буду богатым человеком, — фантазировал Пао. — Мне не придется работать самому, у меня будут шахты с золотом. Я буду сидеть на кане, курить золотую трубку, есть жареное мясо и рис и пить цветочный чай.
— А я, — мечтал Хун, — куплю себе-ружье и стану охотником. Буду стрелять хуан-янгов, диких лошадей и верблюдов, даже тигров.
— А ты видел когда-нибудь живого тигра?
— Нет, живого не видел. Но когда жил с отцом в Ши-Хо, калмыки привезли в ямынь[7] мертвого тигра, которого убили в камышах на Куйтине. Ах, какой это красивый и страшный зверь: весь желтый, с черными полосами, а зубы и когти огромные, вот такие! — Хун показал свой большой палец. — Прежде чем тигра закололи, он растерзал двух лошадей и калмыка.
Ознакомительная версия.
