Монреаль, где в 1843 году обосновалось правительство[5], мог предоставить Самми Скиму любые возможности для принятия участия в общественной жизни. Однако, обладая характером независимым и имея мало общего с высокопоставленным чиновничеством, он испытывал перед политикой священный ужас. Впрочем, господин Ским с легким сердцем подчинялся британскому суверенитету, явно более формальному, нежели действительному. К партиям, разделявшим канадское общество, он не примыкал никогда и, презирая официальный свет, в конечном счете оставался философом, что позволяло ему вести жизнь без особых претензий.
Самми Ским был убежден, что любое отклонение от размеренного образа жизни приводит лишь к неприятностям, заботам и ухудшению благосостояния.
Понятно, почему этот философ, несмотря на целых тридцать два года за его плечами, ни разу не подумал о женитьбе. Возможно, если бы он не лишился матери, то удовлетворил бы ее желание иметь сноху; но в этом случае жена Самми Скима обязательно должна была бы разделять все его вкусы. В многочисленных канадских семьях, где часто бывает свыше двух дюжин детей, ему непременно нашли бы подходящую наследницу городского или деревенского состояния, и брак, несомненно, оказался бы счастливым. Но госпожа Ским умерла пять лет назад, через три года после смерти мужа, и если даже она мечтала о жене для сына, то он, скорее всего, о супруге и не помышлял; теперь, когда матери не стало, мысль о женитьбе не приходила ему в голову.
С первым же потеплением, когда утреннее солнце вселяет надежду на скорое возвращение весны, Самми Ским начал готовиться к отъезду в деревню, правда, так и не уговорив кузена покинуть дом на улице Жака Картье и податься на природу. Его путь лежал на ферму, что находилась в Грин-Вэлли, Зеленой долине, в двадцати милях к северу от Монреальского округа, на левом берегу реки Святого Лаврентия. Здесь он готовился вновь погрузиться в сельскую жизнь, прерванную суровой зимой, когда водоемы покрываются льдом, а поля толстым слоем снега. Здесь он снова должен был встретиться со своими фермерами, славными людьми, вот уже полвека работавшими на его семью. Как могли они не испытывать к нему чистосердечной любви, подкрепленной нерушимой преданностью доброму хозяину, если он готов был сделать для них все, пусть даже ценой собственной жизни? Вот почему они всякий раз бурно радовались его приезду и откровенно огорчались, когда он уезжал.
Имение в Зеленой долине каждый год приносило около двадцати тысяч франков прибыли, которую братья делили пополам, поскольку эта недвижимость принадлежала им в равных долях — точно так же, как монреальский дом. На плодородной почве хорошо росли травы и пшеница; другой доходной статьей были великолепные леса, еще покрывавшие доминион, особенно его восточную часть. В состав фермы входил комплекс прекрасно оборудованных и ухоженных зданий и, сверх того, конюшни, амбары, стойла, курятник и сарай. Братья располагали всем современным сельскохозяйственным инвентарем. Что касается их жилища, это был просторный дом, расположенный при входе на обнесенный забором участок, раскинувшийся в тени деревьев и похожий на сплошной зеленый ковер. Это строение, при всей его простоте, вовсе не было лишено комфорта.
Так выглядели пенаты, где Самми Ским и Бен Реддл жили в теплое время года и которые они, во всяком случае первый из кузенов, не променяли бы ни на какой барский дворец любящих пышность американцев. При всей своей скромности это жилище совершенно удовлетворяло Самми Скима, и он не хотел ни увеличивать его, ни украшать, довольствуясь тем, что создала природа. Здесь проходили его дни, заполненные, охотничьими развлечениями, и пролетали ночи, приносившие здоровый, крепкий сон.
Само собой разумеется — и это необходимо подчеркнуть, — Самми Ским был довольно богат благодаря своим землям, умея извлекать из них выгоду с изобретательностью и методичностью. Но если он не мог допустить, чтобы его богатство сокращалось, то точно так же ничего не предпринимал для его приумножения — он не пускался ни в какие аферы, для коих в Америке так много имелось возможностей; Скима не привлекали ни коммерческие, ни промышленные спекуляции, ни железные дороги, ни шахты, никакие другие кампании, включая морские. Этот мудрец боялся всего, что было связано с риском и даже просто со случайностью. Ставить себя в зависимость от удачи или неудачи, от развития событий, которых нельзя ни предвидеть, ни избежать, просыпаться утром с мыслью: «Богаче ли я сегодня или беднее, чем вчера?» — все это вызывало у него ужас. Он предпочел бы никогда не засыпать либо никогда не просыпаться.
В этом-то и состояло коренное различие между двоюродными братьями, одинакового франко-канадского происхождения. В жилах кузенов текла французская кровь, так как матери их были родными сестрами. Но если отец Самми Скима был англосакс, то отец Бена Реддла по национальности являлся американцем, а между англичанином и янки[6] существует заметное отличие, со временем лишь усугубляющееся. Если Джонатан[7] и Джон Булль[8] действительно родственники, то лишь в некоторой степени, едва уловимой и не наследуемой, и сие родство тяготеет к исчезновению.
Вот почему следует заметить, что эти двоюродные братья, безгранично привязанные друг к другу и никогда не думавшие, что в будущем нечто сможет их разлучить, обладали совершенно разными вкусами и характерами. Бен Реддл был на два года старше Скима и меньше его ростом, волосы и бороду он имел темные и на свое существование смотрел иначе, нежели Самми. Тогда как последний довольствовался жизнью фермера, первый со всей страстью увлекался промышленностью и наукой. Бен Реддл выучился на инженера и уже успел принять участие в одном из грандиозных дел, в которых Америка стремится опередить всех с помощью новизны замыслов и смелости их исполнения. Одновременно он мечтал сильно разбогатеть, воспользовавшись теми необыкновенными, но рискованными возможностями, которых довольно много имеется в Северной Америке, наипаче там, где ведутся разработки минеральных богатств. Сказочные состояния Голдов, Асторов, Вандербилдтов, Рокфеллеров и прочих миллиардеров не давали ему покоя. И если Самми Ским покидал Монреаль лишь для частых поездок в Грин-Вэлли, то Бен Реддл исколесил все Соединенные Штаты, неоднократно пересекал Атлантический океан, изучил немалую часть Европы, но еще ни разу не сумел убедить брата составить ему компанию. Недавно он возвратился из довольно долгого заморского путешествия и, снова оказавшись в Монреале, ждал случая, а точнее некоего крупного дела, в котором с удовольствием бы принял участие; так что Самми Ским имел все основания беспокоиться, как бы кузен не увлекся одной из тех спекуляций, которых он сам боялся как огня.
