Жуткий кошмар навис над прелестной каталонской долиной, и никто не мог или не хотел с ним покончить. Фермеры, рисковавшие головой в случае доноса в жандармерию, боясь увидеть свои фермы сожженными, а скот перерезанным из-за отказа снабжать негодяев всем необходимым, молчали в ужасе, и цветущие хозяйства понемногу приходили в упадок. Кое-кто даже предпочитал стать соучастником бандитов.
По последний «подвиг» трабукаров их погубил.
Семнадцатилетний лицеист по фамилии Массо, принадлежавший к одной из самых богатых семей Сен-Лорана-де-Сердана, возвращался из Барселоны, где закончил учебу. Люди в маске остановили его дилижанс на границе и увели юношу в пещеру, расположенную на южном склоне ущелья Муги, то есть на испанской стороне.
Мать молодого человека, охваченная смертельным страхом, наутро следующего дня получила письмо, в котором за свободу сына от нее требовали пятьдесят тысяч франков. Не теряя ни минуты и надеясь умиротворить разбойников задатком, она тут же отправилась одна, нашла посредника и вручила ему деньги с обещанием принести остальное в течение двух дней.
Двенадцать часов спустя мадам Массо получила маленький пакет, который вскрыла дрожащими руками. Две строчки незнакомого почерка были на окровавленном листе бумаги: «Если завтра в это же время мы не получим пятьдесят тысяч франков, то пришлем вам второе!»
В глубине пакета оказалось человеческое ухо!..
Отважная, как все матери, мадам Массо не потеряла мужества, продала свое имущество, сотворила чудо, собрав нужную сумму, и отнесла ее мрачному посреднику.
По свидетельству очевидца, трабукары никогда не нарушали своих обязательств. Пленники освобождались тотчас же по получении выкупа, в противном случае им перерезали глотку. Мать юного узника могла, таким образом, рассчитывать на возвращение сына.
На другой день она получила второе ухо в сопровождении ужасной приписки: «Пятьдесят тысяч франков немедленно, иначе вы получите его сердце!..»
Она упала, как пораженная громом, ее охватил горячечный бред.
Чаша терпения у людей переполнилась. Всеобщее возмущение было на этот раз таким же сильным, как и решительным. Власти немедленно послали экспедицию, добровольцы прибывали со всех сторон для усиления войск.
В это же время к комиссару полиции явился пастух, предложивший провести экспедиционный отряд к пещере, где скрываются какие-то бродяги и откуда уже два дня несутся душераздирающие крики.
Этот человек мог оказаться провокатором. Тщательно проверили его личность и пообещали: или щедрое вознаграждение в случае успеха дела, или пуля в лоб, если он заманит мстителей в ловушку.
Гору немедленно окружили, и охота на бандитов началась. Она была трудной, но недолгой. Провожатый очень уверенно провел военных через самые крутые скалы, что было под силу только опытным и бесстрашным горцам. В итоге они очутились на узеньком кольцевом карнизе, окаймлявшем скальную вершину. Под ногами зияла пропасть, внизу шумела река. Один человек смог бы успешно защищать этот проход от целого полка.
К счастью, уверенные в своей безопасности, негодяи не выставили дозорных. Со стороны пещеры карниз заслоняли заросли самшита и утесника.
— Это здесь! — прошептал проводник.
Охотники за людьми взяли оружие на изготовку, впереди идущий потихоньку раздвинул кусты и смело прыгнул в открывшийся грот.
— Сдавайтесь! — крикнул он зычно, и эхо усилило его голос.
Остальные солдаты последовали за первым. Захваченные во время сна, трабукары почти не сопротивлялись и быстро были скручены.
Стали искать юного Массо, но, увы, обнаружили только его труп, еще теплый, с девятью ножевыми ранами.
Пленение бандитов вызвало во всей округе вполне понятную бурную радость. Их дело рассматривалось в суде, восьмерых приговорили к смертной казни, и ее могли наблюдать жители как в Соре, так и в Перпиньяне.
Следствие обнаружило весьма печальные обстоятельства гибели несчастного юноши. Разбойники, оказывается, были обмануты их же сообщником, служившим связным. Он присваивал себе деньги мадам Массо и всякий раз говорил, что она отказывается платить.
— А вот и пещера трабукаров, — сказал мне Казальс, указывая ружьем на куст, пожелтевший от дождей и ветра и как бы инкрустированный в скалу на противоположной стороне ущелья.
Я невольно вздрогнул, мне почудились сквозь неумолчный грохот хмурой реки отчаянные призывы последней жертвы трабукаров.
…Приближаемся к ферме Пла-Кастенье, расположенной на высоте 850 метров. Я уже говорил в связи с посещением водяной мельницы о первой тени, упавшей на восхитительный пиренейский пейзаж. При виде этой фермы тень сгустилась еще больше.
Вероятно, никогда не попадалась мне на глаза более откровенная нищета, да еще в сочетании с отталкивающей грязью. С виду дом с низкой крышей из некогда ярких рельефных кирпичей, поблекших под воздействием дождя и солнца, не лишен живописности. На рыжеватых, с коричневым оттенком стенах весело играют солнечные лучи.
Но какое разочарование, едва только ступаешь за ограду! Это какая-то топкая клоака, в которой непременно измараешься, пока добредешь до шаткой лесенки, ведущей в главную комнату, приподнятую над землей метра на два с половиной. Большие черные свиньи, громко хрюкая, вылущивают колосья маиса, с жадностью хрумкают перепачканные в грязи каштаны.
Грязь переносится на наших подметках и в эту комнату, более темную и задымленную, чем хижина угольщика. Замусоренный пол в ней никогда не подметается (не говорю уж — моется). Меблировка состоит из большого сундука, похожего на гроб, плохо отесанного ларя, лоснящегося от грязи, двух хромых стульев и грубо сколоченного массивного стола. Легионы пауков обосновались на стенах, покрытых вековым слоем копоти и сажи. В углу — куча сухого дрока[20], служащего топливом для очага, откуда вырывается густой и едкий дым. Ветхая, неплотно пригнанная дверь болтается, готовая упасть, и, жалобно скрипя на своих ржавых петлях, хлопает при каждом порыве ветра. Окон в комнате нет, но есть большое отверстие в стене, которое закрывается ставнями на ночь или от холода. В углублении замечаю какое-то подобие кровати. Убогое ложе бедняков!
Возле печки, весь окутанный дымом, дрожит столетний старец. Щетинистые брови, погасший взор, седая спутанная борода, пожелтевшие руки непрерывно перемешивают угли, покорное лицо труженика, чующего близкую смерть. Затем несколько розовощеких ребятишек, ужасно грязных, и их мать, бедное создание, страдающее базедовой болезнью. Они с любопытством уставились на нас. Мне почти стыдно за наше одеяние, представляющее такой разительный контраст с их лохмотьями, и сердце сжимается при виде гречишного хлеба, который не стали бы есть наши собаки.
