Мы соблюдали конспирацию, и наши тайны: и двойная выдача спиртного, и его честная делёжка с Колей, – остались нераскрытыми до конца сезона. Теперь после пожеланий спокойной ночи женщинам, мы с Колей задерживались для бесед ещё на час-другой, якобы для обсуждения производственных проблем. На самом деле, после употребления «белого медведя» нам необходимо было потрепаться на любые темы, чтобы положительный эффект от употребления ценного продукта не пропал даром. И действительно: выпить и не поговорить – ну это было бы уж слишком! Во всяком случае, с точки зрения русского человека.
Все три отряда были оснащены рациями типа «Карат». Каждый вечер в определённое время на общей волне, начальники отрядов выходили на связь с начальником экспедиции. Борис Константинович находился в фактории Ошарово с более мощной радиостанцией «Алмаз». Ему докладывали о состоянии текущих дел, о проблемах, о потребностях отрядов в продовольствии и оборудовании, о здоровье сотрудников отрядов.
На первую точку наш отряд прибыл в количестве пяти человек: Коля, его жена Лена, Денис, ваш покорный слуга, и Таня. Немного позже к нам присоединился шестой участник – секретарша института Валя. Наш обычный день начинался с разведения костра и плотного завтрака из мяса с кашей или макаронами. В экспедицию на весь период полевых работ был завезён запас тушёного мяса в консервных банках, называемый в народе «тушенкой», но его сдали в конце сезона начальнику партии практически нетронутым. В первые дни заброски наши ребята «добыли» лося, поделили его между отрядами и ели исключительно «свежатинку» или «убоинку» – как здесь принято было называть свежее мясо.
Хлеба, как такового, не было, да и откуда ему было взяться в глухой тайге! Сначала ели не очень вкусные твёрдокаменные галеты, которые необходимо было долго размачивать в воде перед употреблением, чтобы ненароком не поломать об них зубы. Потом наша сердобольная повариха с Ошаровской базы – легендарная Митрофановна – научила печь на раскалённом в костре камне лепёшки из муки. С её лёгкой руки вся экспедиция называла их «ландоликами». Название оказалось настолько запоминающимся, что навсегда прижилось не только в моей, но и в семьях многих других участников экспедиции, и существует до сих пор. Эти самодельные, кое-где пригоревшие, лепёшки были всё-таки намного вкуснее галет, довольно быстро всем надоевших. «Ландолики» были торжественно введены в наш ежедневный рацион, несмотря на трудоёмкость их изготовления.
Хотя, с другой стороны, почти всё свободное время члены отряда проводили у согревающего, освещающего и сближающего народ костра, так что можно было без большого напряжения совмещать приятное с полезным. Одним из местных доступных нам кулинарных изысков, конечно же, был индийский чай второго сорта, завариваемый в котелке с пучком зверобоя и листьями чёрной смородины. Иногда заваривали его «с головёшкой»: в кипяток засыпался чай, а сразу следом опускалась на несколько секунд горячая головня, что придавало немного кофейного вкуса получающемуся напитку. Впоследствии, я много раз заваривал подобные чаи и во время полевых работ, и дома, и на базах отдыха. Но таким вкусным, как на Подкаменной Тунгуске, он нигде и никогда не был!
После превращённого в целый ритуал завтрака, мы с Денисом и Колей вынимали из планшетов топографические карты. В результате честной делёжки, выясняли, кто по какому из намеченных на сегодняшний день маршрутов пойдёт. Отмечали на картах устья притоков – начала каждого из походов. Назначив контрольное время встречи вечером, разъезжались по исследуемым сегодня притокам Подкаменной Тунгуски: Коля с женой Леной и Валя с Денисом – на широком устойчивом вместительном «Прогрессе», а мы с Таней – на выданном мне в сезонную собственность юрком маневренном «Пеликане». Мой «корабль» иногда бывал и быстроходным, но только тогда, когда я ездил в маршруты один. А впрочем, расстояния по реке от очередной отрядной базы были небольшими, светового дня для завершения маршрута нам вполне хватало, так что мы никуда особенно и не спешили.
Выданное мне для походов в тайгу ружьё необходимо было прочистить выстрелом. Только так можно было убедиться в отсутствии раковин, микротрещин и других неисправностей внутри ствола, незамеченных при визуальном осмотре. Дефекты могли образоваться после длительного промежутка времени его бездействия, а моё ружьё не использовалось несколько лет. При первом выстреле ствол ружья необходимо было держать как можно дальше от себя, так как его могло просто разорвать.
Постоянные, штатные геологи экспедиции давно приобрели личные ружья по своему вкусу. Это были и двустволки, и трёхстволки, с горизонтальными или вертикальными стволами, но один ствол у всех ружей был обязательно нарезным. Оружейный арсенал сотрудников экспедиции был разнокалиберным и весьма пёстрым и по маркам, и по ценам, и по дальности и кучности боя, и многим другим показателям.
Выданная мне государственная одностволка была крайне неудобна в тайге. Если я заряжал её дробью, то, в случае встречи с опасным зверем, нужно было как можно быстрее перезарядить ружьё пулей – «жаканом». Кстати, «жакан» для ружья моего калибра представлял собой круглый свинцовый шар с двумя ободками крест – накрест. Он был такого веса, что если посильнее размахнуться и бросить его, то можно было даже медведя оглушить без ружья, а уж мелкую зверушку – и убить «досмерти»!
Как показала практика, в условиях опасности быстрая перезарядка ружья превращалась в проблему! Если же я держал в стволе «жакан», то в случае встречи нужной добычи, необходимо было так же быстро заменить пулю дробовым патроном. Практически это было невозможно, так как звери и птицы в тайге были поведения вольного, категорически отказывались хоть немного подождать, пока я поменяю патрон, и неспешно убегали, или улетали «в туманну даль»! К счастью, мне этого не нужно было по моральным причинам, да и спасённая мною, по крайней мере, до конца сезона, сибирская лайка Дашка, распугивала всю дичь на сотни метров вперёд!
Прочищал я ствол ружья выстрелом уже после заброски в тайгу. Отойдя в сторону от нашей отрядной стоянки, отвёл правую руку с ружьём в сторону, благо у этого ружья был очень удобный пистолетный приклад, отвернулся, чтобы в случае разрыва ствола не изуродовало лицо и не повредило глаза, и нажал на курок.
Небольшие раковинки в стволе видимо всё же были, потому что отдача от выстрела была сильнейшей. Ружьё вывихнуло бы мне кисть руки, если бы я его не выпустил. Одностволка упала из руки на мох, вывихнув только большой палец на руке, который мы у вечернего костра всем миром и вправили. При этом все оказались знатоками в этом вопросе и так усердно дёргали за него, что чуть не оторвали! Может быть, и оторвали бы, если бы мне это не надоело, и я не отнял, наконец, у них эту игрушку, лишив развлечения на оставшийся вечер. В результате ствол ружья не разорвался, и теперь я был вооружён, так что можно было без опасений ходить в таёжные маршруты.
