Стоит ясное летнее утро — солнечное, мягкое и тихое. Но в воздухе струится трепет надвигающегося волнения. Король Джон переночевал в Данкрофт-Холле, и весь вчерашний день городок Стэйнз звенел лязгом вооруженных людей, и топотом грузных коней по камням мостовой, и окриками военачальников, и суровой руганью, и грубыми шутками бородатых алебардщиков, стрелков и заморских копьеносцев с чужой речью.
В город въехали толпы покрытых дорожной пылью рыцарей в ярких плащах и их оруженосцев. И весь день-деньской двери домов робких горожан живо распахивались перед ватагами воинов, которых требовалось снабдить ночлегом и столом, — да какими ни на есть лучшими, иначе горе дому и всем домочадцам; ибо меч — судья и присяжный, истец и палач в те бурные времена, и платит за взятое помилованием обобранных, если ему так заблагорассудится.
Вокруг костра на рыночной площади толпятся еще теснее воины баронов, и пьют, и едят, и ревут буйные заздравные песни, и играют, и вздорят между собой, в то время как вечер темнеет и переходит в ночь. Пламя бросает странные тени на груды оружия и нескладные очертания людей. Городские дети подкрадываются поближе и дивятся, глядя на них; коренастые деревенские красотки со смехом сбираются вокруг, перекидываясь трактирными прибаутками с хорохорящимися солдатами, столь несхожими с деревенскими простаками; а те, ныне преданные пренебрежению, стоят далеко позади, с круглыми лицами, глупо осклабившись. А вокруг на полях мерцают огни более отдаленных лагерей, ибо кое-где расположилась свита одного из важных феодалов, а кое-где вокруг города притаились, как крадущиеся волки, французские наемники лживого Джона.
Так проходит ночь, с часовым на каждой темной улице и мигающим сторожевым огнем на каждой из окружающих высот; и вот над прекрасной долиной старой Темзы брезжит заря великого дня, столь чреватого последствиями для народившихся веков.
Начиная с серого рассвета, на нижнем из двух островов, как раз над тем местом, где мы теперь стоим, слышатся голоса и стук многих рабочих. Устанавливают привезенный вчера вечером большой шатер, и плотники усердно приколачивают яруса сидений, меж тем как лондонские подмастерья хлопочут вокруг с многоцветными тканями, шелками и золотой и серебряной парчой.
Но вот внизу на дороге, вьющейся вдоль речного берега от Стэйнза, двигаются к нам, смеясь и беседуя между собой глубоким гортанным басом, с десяток рослых алебардщиков — это люди баронов, — которые останавливаются ярдах в ста над нами, на том берегу, опираются на оружие и ожидают прибытия короля Джона.
И так, из часа в час, вдоль по дороге подходят новые кучки вооруженных людей; их шлемы и латы отражают длинные низкие лучи утреннего солнца, и мало-помалу вся дорога, куда ни глянешь, полнится прядающими головой конями и сверкающей сталью. А от группы к группе с криком носятся всадники, и небольшие знамена лениво трепещут в нагретом воздухе; и время от времени толпа всколыхнется, раздаваясь по сторонам, и один из великих баронов, верхом на боевом коне, окруженный отрядом оруженосцев, становится во главе своих вассалов и йоменов.
А на склоне Куперхиллского холма, как раз напротив, собрались любопытные поселяне и городской люд; и никто из них вполне не понимает, с чего это поднялась суета, но каждый толкует по-своему великое событие, которое они пришли посмотреть; и иные говорят, что оно принесет народу всяческие блага, но старики качают головами, ибо слыхивали такие толки и раньше.
А вся река вплоть до Стэйнза усеяна мелкими судами, челнами и рыбацкими лодчонками — из тех, что теперь выходят из употребления, включая самых бедных людей. Все они переправлены коренастыми гребцами через пороги, там, где в позднейшие времена воздвигнется красивый шлюз Белл-Уира, и теснятся к большим крытым баржам, готовящимся доставить короля Джона туда, где дожидается его подписи роковая грамота.
Настает полдень, мы много часов уже терпеливо дожидаемся вместе с прочим народом; и проходит слух, что увертливый Джон еще раз ускользнул из когтей баронов и скрылся из Данкрофт-Холла с наемниками по пятам, дабы творить иные дела, нежели подписывать грамоты о свободе народа.
Но нет! На сей раз он попал в мертвую хватку, ему не уйти. Далеко на дороге встало облачко пыли, оно растет и приближается, и топот многих копыт становится громче, и сквозь рассыпающиеся группы людей протискивается блестящая кавалькада нарядных лордов и рыцарей. И спереди, и с тыла, и на каждом крыле едут йомены баронов, а посреди король Джон.
Он направляется к приготовленным баржам, и знатнейшие бароны выступают из рядов к нему навстречу. Он встречает их с улыбкой, смехом и медовыми речами, словно явился гостем на устроенный в его честь пир. Но, поднимаясь на стременах, чтобы спешиться, он бросает быстрый взгляд на собственных французских наемников, выстроенных в тылу, а потом на сомкнувшиеся вокруг суровые ряды баронских людей.
Точно ли слишком поздно? Один свирепый удар ничего не подозревающему всаднику рядом с ним, один крик французскому отряду, один отчаянный натиск на неподготовленные ряды, и мятежные бароны могут еще проклясть тот день, когда дерзнули стать ему поперек дороги! Более смелая рука могла бы дать неожиданный оборот делу, даже и в этот последний момент. Будь здесь Ричард, он выбил бы кубок свободы из рук Англии и еще сотню лет ей был бы неведом вкус вольности. Но сердце короля Джона замирает перед суровыми лицами английских бойцов, рука короля Джона снова опускается на узду, и он спешивается и занимает место на передней барже. Бароны следуют за ним, держа одетую в кольчугу руку на рукоятке меча, и отдается приказ отчалить.
Медленно отплывают от Раннимидского берега тяжелые, пышно разукрашенные баржи. Медленно пролагают себе путь против быстрого течения, и вот с тихим скрежетом врезываются в мель островка, получившего с этого дня название острова Великой хартии вольностей. И король Джон вступил на берег, а мы ждем, затаив дыхание, покуда воздух не сотрясается мощным криком и мы не узнаем, что прочно заложен краеугольный камень английского храма свободы.
Генрих VIII и Анна Болейн. — Неудобства пребывания в одном доме с влюбленными. — Трудное время для английского народа. — Ночные поиски живописного. — Без крова и очага. — Гаррис готовится умереть. — Явление ангела. — Действие внезапной радости на Гарриса. — Кое-что к ужину. — Ленч. — Высокая цена на горчицу. — Страшное побоище. — Мэйденхед. — На парусах. — Три рыболова. — Мы прокляты
Я сидел на берегу, мысленно воссоздавая эту картину, когда Джордж выразил предположение, что я, быть может, успел вполне отдохнуть и не откажусь помочь помыть посуду. Возвращенный таким образом из славного прошлого к прозаическому настоящему, со всеми его грехами и скорбями, я соскочил в лодку и почистил сковородку с помощью щепки и пучка травы, окончательно отполировав ее мокрой рубахой Джорджа.
