Но вот пройдена крутая наклонная полка, вся испещренная каменными перьями, готовыми сорваться из-под рук и ног при неосторожном движении. Наверху каменная пробка, которую нужно обходить слева, цепляясь за ажурные выступы, откидывая корпус в сторону от стены и потихоньку переваливаясь направо. Вспоминается скальный маршрут, который был выбран в качестве контрольного на летнем сборе 1980 г. под пиком Ленина. Там в верхней части маршрута тоже был почти такой же участок. Разница «только» в том, что там высота была 3600 м., а здесь 8200. Значит, тяжело в ученье, а в «бою» еще тяжелее. Наконец видна горизонтальная полка, по которой можно просто прогуляться, держась за выступы стены. Полка, правда, узкая, всего 20–30 см, но все-таки почти ровное место. Через 10 м. горизонтального траверса снова вертикальная стенка с небольшим количеством зацепок. Зато зацепки надежные, не отваливаются — это хорошо. Вылезаю на острый снежный гребень, переваливаюсь через него и вижу впереди относительно простой 20-метровый камин, выводящий под новую стенку. На сей раз стенка с нависающим козырьком. Отдыхаю несколько минут. Собираюсь с силой и пытаюсь вскарабкаться по гладкой стенке, держась за зажим, надетый на перильную веревку. Не тут-то было. Веревка маятником уходит в сторону, и меня боком откидывает вдоль стенки. Возвращаюсь в исходное положение и делаю вторую попытку. На этот раз удалось залезть на полочку. По заснеженным скалам подхожу под козырек, отыскиваю под ним маленькие полочки, на которые можно поставить рант ботинка с толстой резиновой подошвой, подтягиваюсь руками на веревке и выхожу наверх на заснеженную полку.
Перильная веревка почему-то раздваивается. Одна веревка идет горизонтально влево, а другая вертикально вверх. Выбираю более простой путь, иду влево по заснеженной полке, заглядываю за угол — увы, там забит крюк и привязан конец веревки — дальше пути нет. Приходится опять лезть вверх. Веревка импортная, очень эластичная, тянется как резина, лезть, используя ее в качестве перил, крайне неудобно. Эта веревка хороша при страховке — с ее помощью легко погасить энергию рывка, а для перил она не годится. Для перил желательно использовать более жесткую веревку. Наша отечественная рыболовецкая капроновая веревка идеальна в качестве перильной, но менее удачна в качестве страховочной. Ничего не поделаешь, теперь наверху, на перилах будет только эластичная веревка — наша вся кончилась. Выхожу и вижу, что я у цели — на снежной подушке виднеется желто-синяя палатка IV лагеря. Москапьцов и Голодов остаются ночевать, а мы с Хомутовым спускаемся в III лагерь, чтобы завтра сделать еще одну заброску в IV лагерь. Завтра мы пойдет наверх, а Юра с Лешей должны начать дальнейшую обработку маршрута — мы так спланировали нашу работу.
Забегая вперед скажу, что Хомутов и Пучков сделали еще один грузовой выход на 8250, а Москальцову и Голодову не удалось продвинуться вверх. Близ лагеря IV вырвался крюк, и Голодов, пролетев восемь метров, очутился на узкой полочке, не успев даже испугаться. Но ушибиться успел, и этот ушиб, видимо, повлиял на рабочее настроение двойки. Вместо прохождения маршрута вверх, они спустились в третий лагерь и, как и другая двойка, сделали вторую ходку с грузом на 8250.
Теперь вернемся на несколько дней назад в лагерь 6500 и увидим, что Иванов неожиданно для себя встретил там Валиева. По предположению Иванова, Казбек должен был в этот день спуститься в базовый лагерь. Ничего не значащая или, более того, приятная встреча в другой ситуации сейчас предполагала некоторые сложности морального характера.
Группа Мысловского, потом алмаатинцы, потом команда Иванова, потом Хомутов с товарищами. Так сложилась очередность выходов. Теперь Иванов и Валиев возвращались в один день, а алмаатинцы вышли на день раньше… Получалось, что пробыли на высоте они больше, и это могло послужить основанием для изменения графика.
Иванов спустился в базовый лагерь и сразу попал на тренерский разбор. Разбор был нервным. (Задним числом, — пишет на полях Овчинников, напротив слов «разбор был нервным», — думаю, что разбор был действительно трудным. Представьте себе людей уставших, еще не остывших от работы, которым предлагают вновь выходить наверх. Думаю, что разбор не следовало делать в таких условиях. Это ошибка. Не хватило выдержки. Надо было подождать, пока участники отдохнут. Мы забыли о добром русском обычае — накормить, напоить, в баньку сводить, спать уложить, а потом разговаривать о делах. Отсутствие выдержки в общем-то привело и к серьезным разногласиям. Возможно, каждый находился под впечатлением своих забот: у Тамма и Овчинникова — одни, у групп — другие.) Овчинников высказал Иванову сожаление, что группа не проработала еще день… Иванов напомнил, что база, в конце концов, предоставила четверке самой решать, что делать, но это не показалось убедительным аргументом. Никто не сказал вслух, но за каждым выступлением тренеров прочитывался упрек, что группа слишком бережно к себе относится. Что, почувствовав «запах» вершины, альпинисты начали экономить себя, не рискуя ради команды.
В этот момент еще никто, кроме четверки Иванова, не знал, сколь сложна была работа между третьим и четвертым лагерями (Хомутов, Пучков, Голодов и Москальцов еще находились в пути к 8250)…
Разговор, начавшийся вяло отчетом о работе группы Валиева, попытками Хуты Хергиани оправдать свой уход с совместной с алмаатинцами заброски необходимостью съемок, постепенно раскручивался и пришел к тому, что Тамм, видя необеспеченность лагерей главным образом кислородом для штурма, предложил вернувшейся 19 апреля команде Иванова четвертым выходом установить лагерь V и вернуться 2 мая с тем, чтобы на штурм выйти последними — пятым выходом.
К моменту возвращения команд Валиева и Иванова руководство экспедиции вызвало из Тхъянгбоче, где отдыхала четверка Мысловского, Шопина и Черного. Мера эта была вынужденной. Все команды по три раза побывали наверху (Хомутов с ребятами, правда, еще не спускался вниз), а верхние лагеря были не обеспечены кислородом для дальнейшего штурма. Еще до того, как возникли дебаты с Ивановым и Валиевым, руководитель и тренеры знали, что нужен дополнительный грузовой выход., на высоту. Кто-то, спасая экспедиционные дела, должен был обеспечить кислородом подступы к вершине.
Выбор пал на Шопина и Черного. Тренеры, объяснили его тем, что Шопин и Черный были не вполне акклиматизированы из-за своих недомоганий и перед штурмовой попыткой им нужен был еще один выход… В наших, «домашних», экспедициях практики «отрезания хвостов» никогда раньше не было, и Овчинников с Таммом, давшие обещание двойке выпустить их в конце концов к вершине, были искренни, но, думаю, Шопин с Черным понимали, сколь призрачны их шансы, учитывая все неожиданности, которые могла преподнести погода и сам ход восхождений.
