Ознакомительная версия.
Крестьяне были уверены, что и власть похожа на это божество земли, хранившее традиции, а стало быть, и порядок. Если же власть шаталась, то исключительно из-за дурного влияния тех, кто оторвался от земли, – но рано ли поздно все возвращалось на круги свои, потому что человеку предписано жить не в море и не в воздухе, а на земле.
Нынешняя княжеская власть была тверда и надежна, она была действительно прочной земной властью, поэтому и отношение крестьян к Такэно было не просто уважительным: оно было трепетно-сокровенным. Никого не смущало при этом, что он был так молод, – разве боги бывают старыми? Глава деревни, который был старше Такэно, наверное, раза в четыре, обращался к нему так, как будто Такэно годился ему в дедушки и был отмечен печатью глубокой мудрости. Остальные крестьяне боялись даже приблизиться к гостю и в полной неподвижности созерцали его издали, осмеливаясь лишь перешептываться. Все пожелания Такэно исполнялись моментально и с великой охотой. Конь его был обтерт сухой чистой соломой, напоен и накормлен, – однако, к большому огорчению старосты, сам господин самурай отказался от угощения.
Такэно попросил разведать дорогу, ведущую к княжескому поместью, – можно ли проехать по ней? Тут староста испугался и с причитаниями пал ниц. Оказалось, что в обязанности крестьян входило постоянно поддерживать эту дорогу в пригодном для проезда состоянии, но из-за ночного снегопада они еще не успели расчистить ее. Староста просил господина самурая строго наказать его за нерадивость, но Такэно проявил поистине божественное милосердие, оставив упущение крестьян без последствий и лишь приказав поскорее проложить путь к поместью.
Приказание было выполнено с удивительной быстротой: не успело солнце подняться над горой, как староста доложил Такэно, что если господин самурай соблаговолит, он может ехать. Такэно распрощался со старостой, сел на коня и хотел, было, отправиться дальше, но взглянув на жителей деревни, понял, что просто обязан сказать прощальное слово. Он поблагодарил крестьян за приют и хорошую работу по расчистке дороги, и сказал, что вскоре поедет обратно из поместья через их деревню.
Крестьяне, как подкошенные, повалились на подтаявший снег. Услышать обращенные к ним слова представителя власти, княжеского самурая, было великой честью. Вначале они даже не осознали смысл сказанного им, само обращение привело их в восторг, – а после, когда они поняли, что он скоро еще раз побывает у них, их ликованию не было предела. Такэно этого не увидел, он уже был далеко.
* * *
Йока штопала одежду Такэно. Одежда была дорогой, а по деревенским меркам просто роскошной, но находилась в запущенном состоянии, поэтому выстирав и высушив вещи мужа, Иока принялась зашивать и штопать. Она занималась этим делом вечером, уложив спать маленького Такэно и дожидаясь Такэно-старшего.
Сейчас она сидела в своей комнате около жаровни, пододвинув ее к домашнему алтарю, где тоже горел огонь. Работая иголкой и ниткой, Йока слышала мерное сопение сына с одной стороны, а с другой до нее доносились из-за перегородки голоса Сэна и ее мужа.
– Снег растаял без следа, – сказал Такэно-старший.
– В который раз за последнее время, – поддержал его дедушка Сэн.
Наступила пауза.
– А на веранде дома висит листок с вашими стихами:
Свежий снег с утра.
Лишь стрелки лука в саду
Приковали взор.
– Это не мои стихи.
– Простите, уважаемый Сэн, я хотел сказать «ваш листок со стихами». (У Йоки кольнуло сердце: Такэно назвал дедушку Сэна «уважаемым Сэном», – так могли называть старика равные по возрасту или чужие люди.)
Наступила пауза.
– Но ведь снега нет, уважаемый Сэн, а в стихах говорится о снеге, и листок этот висит на веранде, всем на обозрение, – произнес Такэно, и у Йоки снова кольнуло сердце, потому что в голосе мужа она услышала насмешку.
– Снег был, и снег еще будет, – ответил Сэн.
– Так это напоминание? Ну, в таком случае мне милее другие стихи:
Как не белит снег,
А ветви сосны все равно
Зеленью горят.
– Я рад, Такэно, что эти стихи тебе милее.
Наступила пауза.
– А для чего, уважаемый Сэн, вы держите открытой дверь нашего дома даже ночью? – поинтересовался Такэно. – Йока не успевает отапливать комнаты, и мы мерзнем. (Рука Йоки дрогнула, и иголка вонзилась ей в палец. Прямой и бесцеремонный вопрос, обращенный к старику, был неприличен, а делать ему замечание было просто верхом неприличия.)
– Я стал бояться замкнутых пространств, Такэно, – отвечал Сэн. – Я ощущаю в них смерть. То, что замкнуто – конечно, и, стало быть, мертво; то, что открыто – бесконечно и живо. Дух смерти, витающий над этим домом, может исчезнуть только в бесконечности, – там смерть умирает, а смерть смерти – это жизнь.
– Вы думаете, уважаемый Сэн, что дух покойного Сотобы может причинить нам зло? – спросил Такэно. (Йока насторожилась, с тревогой ожидая ответа.)
– Нет, Такэно, дух покойного Сотобы тут ни при чем. Дух Сотобы, я уверен, витает далеко отсюда. Я знаю, где он сейчас… Две великие реки впадают там в озеро, луна отражается в нем, над двойной вершиной горы плывут в ночном небе облака; снег лежит на обвалившемся мосту, – и слышно, как звонит колокол в далеком храме… Вот где теперь дух Сотобы: он плачет обо все земном и очищается от всего земного.
Сэн замолчал, молчал и Такэно.
– Я же говорю о духе смерти, – продолжил Сэн вскоре, – его нам нужно изгнать из дома, пусть нам даже придется претерпеть холод.
– Но почему вы не хотите поехать с нами, дедушка Сэн? – воскликнул Такэно-большой, а сердце Йоки радостно забилось при этом восклицании.
– Нет, Такэно… Я не могу уехать до тех пор, пока не погребена урна с прахом Сотобы, – я должен сам это сделать. Кроме того, мне здесь лучше, я привык жить здесь, а в моем возрасте трудно менять привычки, и очень трудно обзаводиться новыми друзьями:
Какой старый друг
Со мной вместе доживет
До моих седин?
Лишь горные сосны,
Но они бессловесны.
– Но вы поймете, дедушка Сэн, я не могу оставить с вами Йоку и сына! – горячо произнес Такэно. – Я теперь княжеский самурай; скоро получу от нашего повелителя надел земли с крестьянами и этим буду жить. Согласитесь, что оставлять в княжеском поместье, на княжеском содержании мою семью – не совсем удобно и может быть плохо истолковано. Мы пока поживем в городе, но как мы будем без вас? Для меня и для Йоки вы как отец, а для маленького Такэно – все равно что родной дедушка.
– И вы для меня – родные, – проговорил Сэн с глубоким вздохом. – Но в городе я жить не стану: мне там будет плохо, а значит, вы будете переживать за меня, и из семьи уйдет мир и покой. Нет, Такэно, я останусь тут, буду по-прежнему сторожить сад и заниматься в своей обычной работой. Никто не найдет ничего предосудительного в том, что один старик в княжеском поместье заменил другого, умершего.
Ознакомительная версия.
