Ознакомительная версия.
Мы залегли. За сто метров от нас была вспаханная полоса (которой давно нет). Наряд с «калашниковыми» и собакой двигался, иногда освещая фонариками кусты в 20 метрах от полосы. Кроме того, огромный прожектор на пограничной вышке шарил метров на 500 с периодичностью в 30 секунд. В тот момент мне показалось, что я бы мог и умереть в «борьбе за свободу» от югославской пули, но я отгонял совковые мысли и думал, что новую и свободную жизнь надо начинать с совсем другими идеями.
Мы ползли вчетвером в одном направлении с перерывом в 30 секунд, залегая, когда прожектор разрезал темноту над нашими головами. Последний этап — вспаханная полоса шириной в 20 метров, надо было быстро перебежать ее, и мне показалось, что я ее перепрыгнул.
Необычайное чувство свободы захлестнуло меня на итальянской территории, я понял, что забуду о Совке, совковой Венгрии и Югославии — я теперь у «врагов». Потом проезжавший мимо итальянец подбросил нас на вокзал в Триест, ему и в голову не пришло, что мы только что перебежали границу. Купив билеты на поезд и выпив настоящий эспрессо, к утру мы были в Риме. В Риме в «Толстовском фонде» у поляка, который работал там, мы купили справки, что встали на учет в этот фонд в сентябре 1989 года — это являлось нашим документом для квестуры в Риме.
Начальная иммиграция — это всегда тяжело. Я думал уехать в Канаду, так как об Италии знал только стереотипы: маленькие певучие мафиози, пицца, мандалина, жесты… В Украинской Католической церкви мы рассказали, что хотим жить в Канаде, и спросили, может ли нам помочь украинско-канадская община. Нас приняли с распростертыми объятиями, так как беженцев из СССР еще в Италии не было. Я был неверующим и не был украинцем, но мне помогли заполнить заявление на украинском друзья. Через месяц мне пришел вызов сразу из двух мест — из Альберты и из Торонто, так как я был молодой, с дипломом и уже напечатавший пару научных статей. В Канаде и Австралии предлагали научную работу и гражданство через 4 года.
Мы пошли на курсы языка и изучения Канады при канадском посольстве. В те времена я спокойно говорил по-английски, и это было легко. Нам рассказывали о Канаде, ее географии, политике, обычаях, показывали фильмы… Глядя, как канадцы чистят лобовые стекла своих машин перед поездкой на работу, я почувствовал, что не очень хочу опять в холод и социальное обеспечение — жизнь канадцев мне показалась настолько грустной в сравнении с «разгильдяйской» Италией, что я задумался. Посол проводил собеседование по-английски, я вольно щебетал и рассказывал, как хочу работать в стране зоологом, где уделяют много сил на охрану природы и отстегивают деньги на ее изучение.
Мне дали визу на постоянный въезд в Канаду по программе научной иммиграции с рабочим местом (в университете в Торонто хорошо знали фамилию моего отца, где он издал несколько книг и статей). Я не чувствовал себя счастливым. Просоленная, жаркая, кофейная Италия полностью поглотила меня, мне не хотелось уезжать.
Мои фальшивые права я успел сдать в ПРА еще до того, как развалился Совок, мне выдали итальянские права. Как-то зайдя в посольство СССР за какой-то справкой, бывший консул Агоян начал орать на меня, что за фальшивки приносят ему (из ПРА в посольство переслали мои права с подписью, что выдали итальянские), разрывая на кусочки права, нарисованные наркоманом.
— Я отправлю вас домой, и там с вами разберутся, как надо! На каком основании вы здесь находитесь?
Не показывая мое «пермессо» (вид на жительство), я ответил, что Италия — это замечательная страна, у меня есть все документы, итальянские права и в «поддержке» Совковой родины я не нуждаюсь и никогда не нуждался, даже когда служил на Дальнем Востоке на границе с Китаем.
Я был очень спокоен, так как до этого выдурил (сославшись, что я турист) у секретарши нужный мне документ. Я понимал, что это мое последнее общение с ним и мне лично больше ничего не надо. Как и им никогда от меня лично ничего не было надо, кроме того, чтобы я маршировал, когда им вздумается, и всю жизнь бился золотыми губами о стекло «моего идеального мира — построенного, начиная с Ленина — лично для меня». Уже позже, читая книгу о КГБ одного американского политолога, в конце был список рассекреченных агентов КГБ в посольствах всех стран, я нашел фамилию Агояна, консула в Риме. Причем династия отца и сына. Я разговаривал с сыном, который улетучился вместе с распадом Совка.
Конечно, жизнь иммигранта не проходит без проблем, вернее, она состоит из одних проблем и первые 5 лет, если ты находишься в стране один (мои друзья вернулись домой), надо действительно надеяться только на себя. Самое главное, я считаю, — это документы, они дают тебе много прав. А голосовать — не самое главное, особенно в Италии. Второе — язык. Умея разговаривать, можно найти работу, общение, пару и просто не чувствовать себя «чужим». Третье — деньги. Конечно, вам никто не даст деньги просто так, если вы знаете язык и имеете документы. Деньги нужны для жизни, и это ни для кого не секрет, но живя в стране и будучи наблюдательным, можно научиться зарабатывать деньги, необходимые для жизни. Могут подвернуться разные случаи, когда кто-то заметит, что вы умеете делать кое-что лучше других, или у вас есть смекалка и вы откроете маленькое дело или большое, если у кого-то смекалки много.
Я начал с периодических работ в саду, сыпля моими ботаническими знаниями, я быстро научился ухаживать за садом, умея рисовать и будучи креативным, делал мои первые каменные сады. Потом работа на стройке — это совсем не мое, хотя многому учит. Я иногда рисовал русский наив в надежде продать, но так и не мог, правда, и не ходил по галереям. Хозяин моей стройки узнал, что я рисую, купил сразу все мои картины за огромные тогда для меня деньги — 3000 долларов, и развесил у себя на вилле. Мне продлили документы еще на два года, так как я работал легально.
Как-то его сын попросил у меня фотоаппарат «Зенит». Я взял его «на продажу» у евреев, торговавших русским товаром, заработав за полчаса в два раза больше, чем за два дня на стройке. Я понял, чем капитализм лучше, чем социализм. Мы с другом начали продавать русский товар, скупая его у русских туристов в портах Неаполя и Чивитавекьи. Рим стал тесен, и мы начали ездить в Тоскану — исконно «красный» регион, где при слове «русский» тебя хотели обнимать и целовать. Постепенно я перебрался в Тоскану, мы с другом ездили по всей Италии, продавали матрешки и фотоаппараты с командирскими часами. Через пару лет я заехал к моему бывшему работодателю с трудовой книжкой, чтобы еще раз продлить документы, подарив ему часы-хронограф, черной икры и другого товара.
Ознакомительная версия.
