— След завтра покажет.
— Тунгусы откуда прикочевали? Они могли знать, есть наши на Среднекане или нет?
Макар Захарович засыпал и ответил сквозь сон:
— След завтра покажет…
Назавтра, чуть дрогнул рассветом восток и начали блекнуть звезды, выехали. Мороз был такой, что дыхание перехватывало. Шли по следу Бертина. Когда он свернул туда, где розовел рассвет, Цареградский обрадовался: Билибин на Среднекане, нет нужды ехать на страшную Бахапчу, путь — на рассвет, и там, казалось, будет теплее. Но Макар Захарович остановил собак.
— Сергей Длинный Нос и улахан тайон кыхылбыттыхтах Билибин говорили: веди наших туда, — махнул старик рукавицей на запад. — Там — Малтан, Бахапча. Затес там. Читай затес. Знай, где Билибин. Там якут, заика якут, он все знай… Заика Бертин знай — не знай…
— Бертин пошел туда, значит, он от тунгусов узнал, что Билибин там, на Среднекане, — возражал Валентин Александрович.
— Тунгус знай — не знай… Хиринникан люди — баар, а Билибин — баар, суох? — стоял на своем старик.
На таком сильном морозе не только дышать, но и думать трудно — мозги будто замерзают. Валентин Александрович туго понимал, что говорит старый якут, но все-таки соображал: тунгусы могли сказать Бертину, что на Среднекане есть нючи — русские люди, и там они есть: Оглобин, Поликарпов, старатели, но есть ли среди них Билибин, Раковский и рабочие экспедиции, тунгусы могли и не знать, для них они все — нючи. Макар Захарович, пожалуй, прав: надо ехать на Бахапчу и там окончательно выяснить, удостовериться. К тому же это займет дня два-три, а до Среднекана — не меньше месяца.
Собачий караван направился к Бахапче. Выехали в долину Малтана. Горы, деревья и даже ровный белесый воздух словно окаменели, замороженные. В этом безмолвии лишь скрипели полозья, да изредка слышались «хак!», «тах!», «хук!», да время от времени то та, то другая собака взвизгивала и на ходу терла отмороженную морду о снег. Холод забирался под одежду, и стыли кости. Все, и якуты Петр и Михаил, то и дело соскакивали с нарт и бежали, размахивая руками, чтоб как-нибудь согреться. Один Макар Захарович сидел закутанный до самых глаз платком вместо шарфа и недвижно глядел в опушенную инеем щель.
— Не замерз? — тревожился Валентин Александрович.
Старик в ответ слабо взмахивал рукой.
Следующий день был такой же: белесоватый застывший воздух, белое безмолвие, нарушаемое лишь скрипом полозьев да треском движущихся нарт, бегущие собаки и люди. Показалось из-за гор тусклое солнце, но его косые лучи были бледны и холодны, да и коснулись они только южных склонов, не опустившись в долину.
А когда оно скрылось и сумерки посинели, Макар Захарович вдруг остановил нарты у старого, без вершины, раскидистого тополя, похожего на распятие, подошел к нему, смахнул с посеребренного ствола иней:
— Читай.
Все, сгрудившись, в один голос и тихо, но торжественно, точно клятву, читали:
«Двадцать девятого, восьмого, двадцать восьмого года. Отсюда состоялся первый пробный сплав К.Г.Р.Э, Иван Алехин. Юрий Билибин. Степан Дураков. Михаил Лунеко. Сергей Раковский. Дмитрий Чистяков. Демьян Степанов. Макар Медоп».
Долго стояли молча, обдавая друг друга голубыми клубами горячего дыхания. Ночь была тихая, морозная, ясная.
Нарушил молчание Митя Казанли:
— Валентин Александрович, помнишь, Юрий Александрович в письме, написанном отсюда, просил установить координаты Белогорья, начала сплава? Займемся? Ночь будет подходящая, все звезды как на ладони.
Рядом с тополем обнаружили остов палатки, бревна, щепки, оставленные отрядом Билибина. Рабочие быстро натянули палатку на этот остов, разожгли печь, поставили котелок и чайник, привязали на ночлег собак, накормили их и сами сели ужинать…
Цареградский и Казанли почти всю ночь производили астрономические наблюдения, устанавливая координаты Белогорья. И думали о Билибине, его отряде…
Валентин Александрович сидел на нарте у свечи, прилепленной воском к дуге, в замерзающих руках держал хронометр и по нему отсчитывал доли секунды. Дмитрий Николаевич, пристроив на высоком пне секстант, следил за движением Полярной звезды — она висела как раз над вершиной Белой горы — и время от времени командовал:
— Готовьсь!
— Есть.
Ртуть в искусственном горизонте секстанта замерзала. Лезли в палатку, отогревали, сами немножко согревались и — снова:
— Готовьсь!
Валентин Александрович смотрел то на хронометр, то на крутой силуэт Белой горы и вспоминал, что именно с нее, с ее обрывистого склона, взял Билибин отпечатки листьев древних растений и окаменевшие обломки стволов и направил их с Медовым в Олу, а он, Цареградский, определил их как верхнемеловые или третичные. Это было первое определение флоры, которая восемьдесят — сто миллионов лет назад зеленела здесь, а потом была законсервирована в вулканических пеплах. Такие пеплы, как успел узнать он, покрывают огромные пространства Охотского склона, на его водоразделе с бассейном Ледовитого океана. В таких пеплах и лавах могут встретиться богатейшие месторождения золота и серебра, но россыпей они не дают и простым шлиховым опробованием их не уловишь… Когда Юрий Александрович узнает, что образцы, найденные им в Белогорье, определяются как верхнемеловые или третичные, а значит, обнадеживающие, наверное, очень обрадуется и серьезно заинтересуется этими белыми горами…
— Митя, а у нас, в Ленинграде, звездное небо такое же?
— Сейчас там день, звезд нет.
— Ну, а когда будет ночь?..
— Не совсем. Полярная звезда здесь выше. Готовьсь!
Часть третья
ЧУДНАЯ ПЛАНЕТА
Перед сплавом Билибин не спал.
«29 августа, среда.
Ночь пасмурная, темная. В 6 часов 50 минут начался дождь. Шел с перерывами.
С утра складываем груз на плоты. На плот «Разведчик» — груз, не портящийся от подмокания: горные инструменты, спирт, мука, крупа, сало, масло. На плот «Даешь золото!» — груз, портящийся от подмокания: личные вещи, экспедиционное снаряжение, сахар, соль, табак, спички, сушки.
Отплываем из Белогорья в 12 часов 51 минуту.
В 13.15 «Разведчик» ненадолго сел на мель.
13.23. «Даешь золото!» сел на мель. Вскоре подошел «Разведчик» и сел рядом.
14.27. Снялись с мели. Вскоре «Разведчик» еще сел ненадолго.
Вследствие очень частых заворотов и постоянных мелей вести точную съемку невозможно. Общее направление долины реки далее — 350°. Скорость средняя плотов 6 клм. в час».
