— Поглядеть на некоторых здешних насекомых — одни шипы да ребра, — с интересом заключил Мо, потом обратился ко мне — Слышь, Хеймиш, можно мне сегодня взять твои резиновые сапоги?
— Конечно, бери! Только не черпай грязь голенищами.
Я предусмотрительно нес с собой короткие резиновые сапоги от самого Маиурапаи, и на здешнем болоте они оказались очень кстати.
Мы направилась к стене, неся веревки; сперва Мо и Майк, немного погодя — мы с Доном. Хотя облака снова сомкнулись, идти вверх по гребню было интересно. Выше болота Эль-Дорадо строй кустарника опять плотнее, и гребень, становясь круче, более ярко выражен. Перед последней ступенью по дороге к основанию стены он совсем сужается, обрываясь вправо шестисотметровой пропастью.
Боннетии здесь были еще сильней искривлены, напоминая металлическую стружку. Самые большие бромелии достигали почти двух метров в высоту; заденешь невзначай — выплескивает на тебя чуть ли не ведро воды. На крутых участках приходилось карабкаться по ветвям, преодолевая стенки, покрытые скользкой грязью. О том, чтобы остаться чистым, не приходилось мечтать: мы в два счета вымазались с ног до головы и промокли насквозь.
Выйдя на более пологий участок, мы сели передохнуть. Дон ударил тесаком ближайший сук — раздался звон, как если бы он рубанул стальной трос. Путь к водопаду лежал вдоль гребня налево. Сберегая силы, мы решили оставить здесь часть веревки, и я отмотал метров тридцать, чтобы во второй половине дня на обратном пути закрепить ее на самом каверзном участке выше крутого пролета в конце гребня.
На самом пролете уже висела черная от грязи одинарная веревка. Достав жумары с петлей из нейлоновой тесьмы, мы закрепили их на веревке и поднялись по одному, поочередно загружая зажимы. Они устроены так, что скользят только в одну сторону; пользование ими намного облегчает подъем по закрепленной веревке на опасных участках, включая навесы.
Еще десять минут, и мы вышли к основанию Великого Носа. «Наконец-то, — сказал я себе. — Вот оно — то, ради чего все было затеяно». Прямо над моей головой вздымался навес, упираясь в первый выступ, который закрывал дальнейший обзор. Тут и там на скале прилепились бромелии, перехватывая капающую сверху влагу, но у самого подножия стены было сухо. Действительно, как и говорил Майк, площадка для бивака — лучше не пожелаешь.
Джо и Майк уже надели обвязку и шлемы и продолжали разбирать снаряжение.
— Только что видел тут парочку отвратительных пауков, — сообщил Джо. — Зады красные, как у клоунов.
— А я приметил здоровенного птицеяда в начале грязного пролета, — Добавил Майк, нанизывая на сбрую карабины. — Не очень-то приветливая тварь.
Я оставил им веревку и направился обратно вниз, где меня ждал Дон, чтобы продолжить наши исследования.
— Будет добыча — не забудьте поделиться с товарищами, — напутствовал меня Джо. — Всю работу за вас делаем.
Быстро закрепив веревку на каверзном участке, я уже через двадцать минут стоял рядом с Доном.
— И наточил же я свой тесак, Хеймиш! Прямо хоть брейся…
— Нет, ты погляди на эту колибри!
Изумительная пичуга повисла в воздухе в каком-нибудь метре от меня, поблескивая любопытными глазками. Она напомнила мне истребитель с вертикальным взлетом: только что тут была — миг, и нет ее, словно растворилась в воздухе.
Мы отыскали начало тропы, проложенной Айзеком, и двинулись по ней. Дон шел впереди, срубая молодую поросль, появившуюся после 1971 года.
Иные виденные мной места засели в памяти, словно полузабытый обрывок мелодии. Это Квилин-Ридж на острове Скай в февральский день; это безлюдная долина в Гималаях, где общество мне составляли только два медведя (правда, нас разделяло почтительное расстояние); и это идиллическая тропа у подножия пятисотметровых красных песчаниковых скал Рораймы, Дон был согласен со мной: мы словно проникли в потерянный рай, хотя и малость неприветливый. Кругом рассыпались цветы; высокий папоротник рисовал затейливые узоры на красном камне; нас окликали птицы, и одна подлетела так близко, что я мог дотянуться до нее рукой.
Взяв у Дона тесак, я занял место лидера. Вскоре передо мной внезапно открылась прогалина шести-семиметровой ширины, протянувшаяся вдоль основания вертикальной стены.
— Черт побери, Дон, ты только погляди! Видал ты что-нибудь подобное?
Он тоже не верил своим глазам.
— Капустная лавина, чтоб мне провалиться!
Под горой громоздилась куча бромелий всех форм и размеров. Словно некий обанкротившийся зеленщик сбросил здесь непроданный урожай капусты. Шагая по настилу из «плодов» столовой горы, мы слышали странные звуки, как будто растения взвизгивали от боли.
— Видимо, они упали со стены, — негромко констатировал я то, что и так было ясно, поскольку вряд ли джорджтаунские мусорщики сбрасывали здесь свой груз.
Запрокинув голову, я стал обозревать угрюмые навесы. Всюду торчали бромелии; каждый намек на трещину или зацепку служил опорой для нескольких растений.
Бромелии очень выносливы, тем не менее эта огромная куча силоса свидетельствовала, что их обитель далеко не всегда надежна. Основание «лавинного конуса» протянулось метров на сто; дальше шли сплошные заросли. Я начал было пробиваться вдоль самой скалы, исчерченной яшмоподобными жилами, но этот участок оказался ненамного лучше. Рядом с почти вертикальной стеной «зеленый пояс» казался лишь чуть покатым, на самом же деле заросли примостились на довольно крутом откосе, и, наклонясь, я обнаружил, что стою на ветках в двух с лишним метрах над землей. Мышцы болели от поединка с твердой древесиной, и тесак быстро затупился. Перерубленные стволы выделяли темно-красный сок, и казалось, что они кровоточат.
Дон сзади наблюдал мои маневры, ступая по проложенному мной «каналу».
— Чем не воздушный коридор, Дон?
— Сменить тебя?
Я с благодарностью вернул ему тупой тесак.
— Держи, приятель, он твой! «Как лиана сжимает ствол, так Закона рука крепка», — процитировал я Киплинга, — «Помни: сила Стаи — Волк, и Стая — сила Волка.»
— Ну что ж, схватимся с этой кровоточащей стаей, которая загораживает нам дорогу!
И Дон яростно атаковал заросли. Должно быть, со стороны все это выглядело нелепо. Мы продвигались судорожными рывками, теперь уже в трех метрах над землей, словно бабуины, страдающие артритом. Каждый шаг мог оказаться последним: сорвешься — и напорешься на перерубленный тобою же тонкий ствол — косой срез запросто пронижет человеческую плоть!
— Похоже, на сегодня нам лучше оставить мысли о водопаде, — сказал я, провалившись в зеленый колодец и цепляясь за два сука, которые, на мое счастье, сыграли роль спасательного пояса. — А ты как думаешь, Дон?
