Мельбурн. Набережная реки Ярры
Появление Канберры не остановило соперничества между двумя штатами и их столицами — Сиднеем и Мельбурном. Оно было, есть и, по-видимому, будет продолжаться. Так что, если вы окажетесь в одном из этих городов, то открыто не поддерживайте соперника: это может задеть вашего собеседника. Жители Мельбурна считают сиднейцев «джинсовыми парнями», простоватыми и несерьезными, умеющими лишь валяться на пляжах и веселиться. А сиднейцы, наоборот, считают Мельбурн оплотом консервативной Англии, а самих мельбурнцев — чопорными сухарями, банкирами и «галстучными» чиновниками.
Есть ли в этом хоть доля истины, судить не берусь, но если есть, то связана она, по-видимому, с историей зарождения этих городов, о чем мы уже говорили. Сидней зарождался как поселение каторжан, а Мельбурн — как поселение вольных иммигрантов, приплывших за лучшей долей[46].
Мельбурн, а с ним и штат Виктория были основаны в 1835 году, то есть через 47 лет после Сиднея, как сельскохозяйственное поселение двумя иммигрантами из Британии, купившими за гроши у аборигенов 243 тысячи акров земли в устье реки Ярра. Это было первое поселение свободных белых людей, возникшее в Австралии. И одними из первых законов, принятых здесь, были запрет на спиртное и на въезд сюда каторжан. Если начиналось все с горстки белых, то к 1837 году их насчитывалось уже пятьсот человек, а в 1847 году поселок получает статус города.
Когда в середине 1850-х в районе Мельбурна было найдено золото, сюда хлынули искатели удачи со всего мира. Уже к 1861 году Мельбурн становится самым богатым и самым крупным городом Австралии. А в эпоху правления в Англии королевы Виктории, в так называемую викторианскую эпоху, город получает титул «Мельбурн Великолепный» за элегантность и изысканность стиля. Он становится в один ряд с важнейшими городами мира.
С момента провозглашения Австралии федеративным государством 1 января 1901 года Мельбурн провозглашается ее столицей и остается ею до появления Канберры, хотя, если выражаться спортивным языком, в затылок ему в это время уже дышал Сидней.
Потеряв официальный статус столицы, Мельбурн тем не менее еще надолго остается культурным и образовательным центром страны[47]. Его еще называют «спортивной столицей» Австралии. Справедливость этого титула подтверждается хотя бы тем, что первые проведенные в Австралии в 1956 году Олимпийские игры проводились в Мельбурне. Здесь проходят знаменитые ежегодные скачки на «Кубок Мельбурна», в которых участвуют лучшие скакуны мира… и первые модницы, использующие этот праздник, чтобы показать себя. Здесь же проходит крупнейший в мире теннисный турнир Большого шлема — Australian Open, и знаменитые автогонки «Формула-1», не говоря уж о десятках других мировых спортивных мероприятий.
Общая численность населения сегодняшнего Мельбурна около четырех миллионов. Это интернациональный мегаполис, где проживает до двухсот национальностей. Треть жителей либо сами родились за границей, либо оттуда родом их родители. Здесь греков больше, чем в любом городе Греции, за исключением Афин и Салоников. Итальянцев — как в крупнейших городах Италии. Югославов — как в самом крупном городе Балкан. Немцы, французы, японцы, ливанцы, голландцы, датчане, корейцы, китайцы, вьетнамцы… Все это отражается в многообразии шумных рынков, ресторанов, уличных кафе, гастрономических магазинов и, конечно же, в архитектуре.
Потомки тех аборигенов, у которых первые британцы когда-то купили эту землю, тоже представлены в калейдоскопе города двадцатипятитысячным сообществом.
Последняя надежда. Судьбы людские. В дебрях Папуа. Голый паук. «Месяц в деревне». Балаклава и Севастополь. Гомер. Город до горизонта. Побег из тюрьмы
«На последнем берегу» — так назывался голливудский боевик середины 1950-х годов, рассказывавший о гибели мира от атомной войны. После нее осталась лишь земля на краю света — последнее прибежище выживших. Землей этой была Австралия.
Для многих из послевоенной иммиграции это была не такая уж и фантастика. Австралия действительно была для них «последним берегом». Об этих людях мы уже говорили и еще будем говорить.
Хотя в целом для Австралии русскоязычная иммиграция не очень многочисленна, в то же время она многогранна и многолика. Ее основу, как мы уже говорили, составляют русские, украинцы и евреи, разными путями и по разным причинам покинувшие Россию. Это потомки тех россиян, которые когда-то бежали от царизма — кто за революционную деятельность, кто от черносотенных еврейских погромов. Это потомки солдат и офицеров белых армий, которые когда-то осели в Китае, выброшенные туда событиями 1917 года, а затем уже бежавшие дальше от китайской революции. Это потомки «перемещенных лиц», вывезенных фашистами в Германию и не пожелавших возвращаться в сталинский Советский Союз. Это и потомки полицаев и предателей, воевавших на стороне немцев и скрывшихся здесь от возмездия. Это евреи, чудом спасшиеся из фашистских концлагерей и пережившие Холокост…
Тысячи историй, трагедий и ненаписанных романов. Вот одна из судеб, с которой автору довелось соприкоснуться.
Сигизмунд Дичбалис родился в Петрограде в семье русской медсестры и кадрового литовского офицера, защищавшего революцию. Окончил школу, затем училище. Тридцатые годы, сталинские чистки, гибель отца. Потом Вторая мировая война, на которую он уходит добровольцем. Окружение, плен. В плену его судьба пересекается с судьбой генерала Власова[48]. Знание немецкого языка спасает ему жизнь. Конец войны. Генерала Власова казнят, Сигизмунд бежит. Добирается до Австралии. Работа на заводах и в рудниках. Но и здесь неспокойно, советские власти могут потребовать его выдачи. Случайно знакомится с человеком, связанным с западногерманским телевидением, который предлагает ему взять псевдоним и быть их внештатным спецкором в почти дикой тогда еще Папуа−Новой Гвинее. С киноаппаратом в руках он уходит в дебри к папуасам, в места, куда в прямом смысле слова почти не ступала нога белого человека и где каннибализм был тогда еще нормой жизни. Там, на грани смертельного риска, он живет много лет, высылая оттуда свои репортажи…
Мы встретились с ним в середине 1990-х, на одной из ферм восточного побережья Австралии. За окном на лужайке паслись лошади, а пожилой человек с сильным акцентом рассказывал мне по-русски свою жизнь. Комната была уставлена странными деревянными идолами, а стены увешаны ритуальными масками. Глубокие трещины на них выдавали старину. Заметив мой заинтересованный взгляд, хозяин сказал: «Это все оттуда, из Папуа, все настоящее, древнее.
