Что же оказалось? За несколько дней до того, как он встретился с Ллангой, маленький вагди заблудился в лесу. Родители бросились на его поиски. Они уже знали, что Лланга спас их ребенка, что без него их дитя погибло бы в речных водах.
С Ллангой обращались очень дружески и заботливо, его унесли в вагдийскую деревню. Ли-Маи вскоре восстановил свои силы, ведь страдал он только от голода и усталости. Если прежде он был подопечным Лланги, то теперь стал его опекуном. Отец и мать Ли-Маи выражали огромную признательность юному туземцу. У животных отсутствует чувство благодарности за оказанные им услуги, но почему же оно не может быть свойственно существам более высокой организации?
А сегодня утром Ли-Маи привел Ллангу к этой хижине. С какой целью? Он этого не знал. Но до него донеслись голоса, и, напрягая слух, Лланга узнал Джона Корта и Макса Губера.
Вот что произошло с мальчиком со времени их разлуки на порогах реки Йогаузена.
— Хорошо, Лланга, хорошо! — сказал Макс Губер. — Но мы умираем от голода, и, прежде чем продолжить свой рассказ, не сможешь ли ты благодаря своим серьезным покровителям…
Лланга выбежал, не говоря ни слова, и очень скоро возвратился с провизией. Он принес отличный кусок жареной говядины, в меру посоленный, полдюжины плодов Acacia andansonia, называемых обезьяньим хлебом или человеческим хлебом, свежие бананы, а в тыквенной бутылке — чистую воду с примесью молочно-белого сока, который выделяет "каучуковая лиана" из рода Landolphia africa.
Вполне понятно, что беседа прервалась.
Джон Корт, Макс Губер и Кхами с таким рвением набросились на еду, что разговаривать им было решительно некогда. Потребность быстрее утолить острый голод помешала им даже оценить качество принесенных продуктов.
Насытившись, Джон Корт стал расспрашивать юного туземца о племени вагди. Его интересовало, насколько оно многочисленно.
— Их много-много! — отвечал Лланга. — Я всюду их видел… на улицах, в хижинах…
— Их столько же, сколько в деревнях Бурну или Багирми?
— Не меньше…
— И они никогда не спускаются на землю?
— Иногда… чтобы поохотиться… собрать корни, плоды… набрать воды…
— И они умеют разговаривать?
— Да… Только я их не понимаю. Однако… некоторые слова мне известны… Например, это имя — «Ли-Маи»…
— А как ведут себя отец и мать этого малыша?
— О! Они очень добры ко мне… И все, что я вам принес, дали мне они.
— Мне не терпится выразить им нашу признательность, — заметил Макс Губер.
— А эта деревня на деревьях, как она называется?
— Нгала.
— А есть в этой деревне вождь? — выспрашивал Джон Корт.
— Да…
— Ты его видел?
— Нет, но я слышал, что его зовут Мсело-Тала-Тала.
— Туземные слова! — вскричал Кхами.
— А что они означают?
— Отец-Зеркало, — ответил проводник.
Действительно, именно так конголезцы именуют человека, который носит очки.
Глава XIV
ВАГДИ
Его Величество Мсело-Тала-Тала, король племени вагди, правитель воздушной деревни, да разве не должно было все это удовлетворить Макса Губера? Разве не мечтал он о чем-нибудь подобном, распаляя весь французский пыл своего воображения, разве не чудились ему в глубинах загадочного леса Убанги какие-то новые племена, неизвестные города, необычайный мир, о существовании которого никто не подозревал? Он получил то, чего так страстно желал.
Ему надлежало первым поздравить себя с точностью своего пророчества, и слегка охладило его лишь не менее точное наблюдение Джона Корта:
— Согласен, мой дорогой друг, вы, как и всякий поэт, наделены даром предвидения, и вы угадали…
— Так-то оно так, мой милый Джон, но каково бы ни было это получеловеческое племя вагди, в мои намерения не входит завершить свои дни в его столице…
— Ах, мой дорогой Макс, следует провести здесь немало времени, чтобы изучить эту расу с точки зрения этнологической и антропологической, а потом написать о ней солидный том ин-кварто, [177] который произведет революцию в научных взглядах обоих континентов…
— Пусть будет так, — согласился Макс Губер, — мы станем наблюдать, сравнивать, мы будем добывать факты и материалы по вопросам антропоморфизма, [178] но только при двух условиях.
— Первое?
— Чтобы нам предоставили, вполне понятно, свободу входа и выхода из деревни.
— А второе?
— Чтобы после того, как мы выполним поставленную задачу, мы смогли уехать в любой подходящий для нас момент.
— И к кому же нам следует обращаться со всем этим? — поинтересовался Кхами.
— К Его Величеству Отцу-Зеркалу, — ответил Макс Губер. — Кстати, почему его подданные так называют своего короля?
— Да еще на конголезском языке, — бросил реплику Джон Корт.
— Быть может, у Его Величества близорукость или дальнозоркость… и он носит очки? — предположил Макс Губер.
— Да откуда здесь возьмутся очки? — недоуменно наморщил лоб Джон Корт.
— Ну, это не важно, — развивал свои мысли Макс Губер. — Когда у нас появится возможность побеседовать с сувереном [179] — или он изучит для этого наш язык, или мы выучим вагдийский, — мы предложим ему подписать договор о дружбе и сотрудничестве с Америкой и Францией, и он по меньшей мере наградит нас вагдийскими орденами большого креста…
Не был ли Макс Губер слишком самоуверенным, полагая, что они получат полную свободу в деревне, а потом смогут покинуть ее в любое время? Основательны ли были такие надежды и расчеты?
Ведь если он, Джон Корт и Кхами не появятся в фактории, кому придет в голову искать их в этой деревушке Нгала, в самом дальнем углу Великого леса? Более того: видя, что никто не вернулся из охотничьей экспедиции, кто же будет сомневаться, что она погибла вся, до последнего человека, в районе верховьев Убанги?
Что же касается вопроса, останутся ли Кхами и его товарищи пленниками в этой хижине или выйдут на волю, то он разрешился почти немедленно. Дверь повернулась на своих креплениях из лиан, и на пороге появился Ли-Маи.
Прежде всего малыш кинулся к Лланге, и европейцы стали свидетелями самого бурного взрыва радости с обеих сторон, бесконечных и самых нежных объятий и поцелуев. А Джону Корту представился случай более внимательно изучить это странное создание. Однако, едва лишь дверь оказалась распахнутой, Макс Губер предложил выйти из хижины и смешаться с толпой.
И вот они уже на воле, их ведет маленький дикарь (разве не приличествует ему такое звание?), держа за руку своего друга Ллангу. Они оказались в центре какого-то подобия перекрестка, где во все стороны сновали вагди, спеша по своим делам.
Этот перекресток был затенен кронами деревьев. Могучие же стволы поддерживали всю эту воздушную конструкцию. Она покоилась в сотне футов над землей, на самых толстых ветвях гигантских боиний, шелковиц, баобабов. Горизонтальная поверхность, образованная из этих поперечных ветвей, соединенных деревянными колышками и лианами, была покрыта утрамбованным слоем земли. Поскольку опоры всего сооружения были мощны и многочисленны, искусственная почва не дрожала под ногами. И даже ураганные ветры проносились лишь по высоким вершинам, а в грандиозной конструкции они отзывались не более, чем легким подрагиванием.
Через просветы в листве проникали солнечные лучи. Погода в этот день была превосходной. Там и сям сквозь прихотливые переплетения верхних ветвей виднелись голубые пятна чистого неба. Ветерок, напоенный острыми пряными ароматами, освежал знойную атмосферу.
Группа иностранцев, разгуливающая между хижинами, не вызвала у местного населения никакого волнения. Вагдийские мужчины, женщины, дети смотрели на них, не проявляя даже особого удивления. Они обменивались между собою какими-то репликами, произнося их хриплыми голосами. Фразы были короткие и отрывистые, а слова — неразборчивы. Правда, проводнику показалось, что он расслышал несколько выражений на конголезском языке, но не следовало этому удивляться, поскольку Ли-Маи многократно употреблял слово «нгора». Это казалось необъяснимым. Но еще более поразило Джона Корта повторенные несколько раз два или три немецких слова — между прочим — «Vater», [180] о чем он сообщил своим друзьям.
