– Звучит обнадеживающе, старина, – заметил Тормоз.
– Дорогой мой, когда вы узнаете, что это такое – шагать тампо камням, под тем солнцем, вы поймете… Поверьте мне, я бывал в подобных местах…
Апельсиновый сок, жара, мухи, ожидание…
Наконец на мачте взвился флаг – районный уполномоченный возвратился! Мы заспешили к домику. Навстречу из-за стола любезно поднялся высокий худой человек.
– Здравствуйте, господа!
– Добрый день…
Крепкое рукопожатие, уверенный вид человека, готового оказать содействие, – чувствуется выучка колониальной службы.
– Сожалею, что вынудил вас так долго ждать. Я не знал, что вы приедете, и потом… – указывая на дощатый стол, чуть не проламывавшийся под грудой бумаг, – у нас скопилось немного работы.
Ришар тотчас завел речь о шофере.
– Да, – ответил РУ, – мы стараемся, как правило, не посылать кикуйю в эти районы. Но я хорошо знаю вашего человека… Тем не менее не оставляйте его одного до тех пор, пока не проедете Барагой.
– А что в Барагое?
– Лагерь для задержанных мятежников. Несколько миль к северо-востоку. Ночевать там не следует.
– Понятно… Да, вот еще, – Ришар стряхнул пепел с сигареты и продолжал чуть дрогнувшим голосом: – вам знаком район вулкана Телеки?
– Сам я там не был. Видел его издали, проездом. А вы хотите отправиться к Телеки?
– Да, – тихо подтвердил Ришар и вопросительно глянул на англичанина.
Тот поскреб кончик носа, свел у переносицы брови и вместо ответа многозначительно присвистнул. Судя по всему, район не пользовался репутацией курорта!
– Well, джентльмены, желаю удачи! А когда вернетесь, моя ванна в вашем распоряжении…
Тихим ходом по петляющей дороге мы перевалили через покрытые кедровником горы, начинающиеся сразу за Маралалом. С набором высоты воздух становился легче и живительнее. Мы с Ришаром ехали в креслах на трехтонке, где кроме нас сидел вооруженный аскари, отряженный РУ для обеспечения нашей безопасности, и трое пассажиров – молодые самбуру; для них это было первое в жизни автомобильное путешествие. Вцепившись в борт самосвала, притихшие, настороженные, они во все глаза смотрели – нет, не на окрестный ландшафт, а на двух белых. Странные бородатые европейцы то и дело хватались за неведомые инструменты: бинокли, компас, фотоаппараты, кинокамеры… Луи Тормоз впереди вел «джип». Он появлялся в поле зрения на виражах, оставляя за собой плотный хвост оранжевой пыли.
Через два часа вылезли на перевал (около трех тысяч метров) и начали спуск. В нескольких лье по правую руку от нас виднелся восточный край Большого Рифта – сплошная цепь столообразных гор, уходившая за горизонт. В прозрачном воздухе на крутых склонах явственно различались толстые страты базальта в светлых гнейсах. Ощущение безбрежности пространства было куда отчетливее, чем на море, возможно, потому, что мы вознеслись на целый километр над окружавшим миром. Там и сям в неподвижном океане поднимались острова – отдельные горы с острым профилем, врезавшимся в синь неба. А натянутая нить дороги убегала далеко-далеко к северу.
Наконец-то машины вышли на равнину и можно было прибавить скорость. В среднем мы делали по 40 километров в час, и встречный ветер немного облегчал томительную жару. В сухой траве вперевалку трусили зебры, проносились грациозные антилопы, видели семейство жирафов, несколько пар страусов на тонких, как штативы, ногах, а однажды громадного старого дядюшку слона.
По карте нам предстояло проехать два населенных пункта, после которых была обозначена пустыня, – Барагой и Саут-Хорр. В Барагой мы прибыли около четырех часов пополудни, когда на землю уже ложились длинные тени. По обе стороны дороги тянулись ряды одноэтажных лавок под волнистой кровлей – дука. В этих местах розничную торговлю монополизировали сомалийцы. Британское правительство было представлено клерком кикуйю – маленьким хромым человечком в пенсне. Он оказался очень образованным и толковым.
В дуке толпились кочевники, пришедшие к воде из своих сухих степей. Там мы увидели первых туркана; это пастушеское племя обитает на обширной территории, с юга и запада прилегающей к озеру Рудольф. Они высокого роста, но лица их не так тонки и красивы, как у самбуру. Женщины были закутаны в жесткие коровьи шкуры, на руках и ногах позвякивали десятки тонких металлических браслетов. Мужчины носили на голове громадные шиньоны, скрепленные засохшей глиной; у всех на поясе висел нож странной закругленной формы, в бою им можно разить врага под любым углом.
Сквозь толпу величественно шествовал, ни на кого не глядя, морщинистый старец. Лицо его было выкрашено охрой, сквозь нижнюю губу продето красное кольцо, на шее висели амулеты, в высокий шиньон воткнуты три страусовых пера, а на плечи наброшена великолепная леопардовая шкура. В одной руке он нес тонкое копье, посох и отполированный деревянный подголовник, в другой – мухобойку из гибких белых прутьев, собранных в рукоятку, украшенную разноцветным жемчугом. То был колдун, ол ойбони, самый уважаемый человек в племени; молодые не смеют смотреть ему в глаза. Старик прошел мимо нас с царственным равнодушием, утвердившийся в сознании собственной мудрости… Да, такая встреча запомнится надолго.
Забавный контраст: старик колдун шел мимо лавки, в глубине которой тускло поблескивали ряды консервных банок…
За прилавком торгаш-сомалиец ловко отпускал товар оробелым кочевникам, а его жены в белых полотняных одеяниях, очаровательные, с прекрасными суживающимися книзу лицами и миндалевидными глазами, громко зазывали покупателей.
Обогнув высокий холм, выглядевший островом среди ровной пустыни, мы остановились на ночлег возле русла пересохшей речки (лага по-местному), где росли несколько чахлых деревцов. Поднявшийся вскоре ветер едва не сорвал поставленные палатки и забросал нас мелкими камешками. Пришлось устроиться под прикрытием «джипа» и грузовика. Наш эскорт увеличился еще на одного человека. Это был довольно пожилой метис самбуру и кикуйю с ногами, искривленными полиомиелитом; клерк из Барагоя приставил его в качестве проводника и переводчика.
Собрали хворост, и ветер заиграл искрами костра. Присев на корточках вокруг огня, наши люди принялись свежевать купленную в Барагое козу. Мы же решили кипятить на примусе воду для спагетти…
Потом я вытянулся на походной койке и долго-долго смотрел на неохватную высь иссиня-черного неба, в котором искрились миллионы далеких миров. Из-за неровной тени соседней горы выглядывал Скорпион.
На рассвете мы отправились дальше по пустынной степи, усыпанной гранитными осколками, посверкивающими кварцем и слюдой на утреннем солнце. Редко-редко появлялись пыльные кусты.
