Ознакомительная версия.
– Тут была звезда из камней, – объяснил он. – Нашлись святотатцы, которые думали, что она бриллиантовая, а она была простая, стразовая.
– Кто же это сделал?
– Бог их знает.
Осмотрев церковь, мы спустились в пещеру. Меня поразили лохмотья старой драпировки, висевшие с потолка, затканные паутиной, изъеденные пылью.
– Что это, – говорю я, – отец П.? Какое запущение в таком святом месте.
– Не наше, батюшка, здесь владение-то, общее. Как бы мы одни распоряжались, так не в таком бы виде все было.
– Да кто же препятствует вам пыль смести?
– Армяне, судырь, армяне… Это уже такой народ. С католиками мы еще сладили бы, а с армянами нельзя. Мы и рады привести бы все в порядок, а они говорят, что мы не имеем права хозяйничать, что это их право, а сами не сметают: так и остается!
Пещера действительно поражает запустением благодаря несогласию людей различных вероисповеданий, владеющих ею сообща. Расколотые и обезображенные иконы, пыль и грязь – остановят на себе чье угодно внимание. В подземных коридорах и пещерах находятся: алтарь в память избиенных Иродом двадцати тысяч младенцев, другой – во имя Евсевия Кремонского, пещера блаженного Иеронима и гробницы подвизавшихся в Вифлееме Павлы и Евстохии, римских матрон из фамилии Гракхов и Сципионов.
Невдалеке от Вифлеема существует так называемая Млечная Пещера, в которой, по преданию, часто отдыхала Божия Матерь, питая Божественного Младенца. Пещера эта иссечена в известковой почве, и женщины разносят во все стороны куски камней, отсюда взятых, приписывая им свойство увеличивать количество молока во время кормления грудью.
Далее следует арабская деревушка Бастур, в которой жили евангельские пастыри во время Рождества Спасителя (Пужула). Отсюда открывается прелестная Пастушеская Долина, где явившаяся пастырям звезда возвестила о великом для человечества событии. В пещере, служившей им, вероятно, убежищем от непогод, теперь существует поразительной бедности церковь, принадлежащая арабам-христианам.
Возвратившись в монастырь, я был приглашен «откушать что Бог послал». Отец П. был моим товарищем. Ему подали блюдо жареных улиток. Я попробовал одну, но не нашел ее по своему вкусу, и отец П. сказал, смеясь, что мне потому их не дали, что я недостоин этой монастырской пищи. Затем нам подали общие блюда: вареную цветную капусту, соленую рыбу, картофель, рис и, наконец, мне особо – яйца.
– Я, – говорю, – не ем яиц, ныне пост.
– Греки едят, так и вам разрешается, и тем более, что вы в пути, – отвечал отец П.
– Не монахи же, однако? – спросил я.
– Греки, – упирая на это слово, отвечал отец П., подмигнув мне в то же время.
После обеда мы уселись на софах и закурили сигары.
– Я вижу, что вы человек, видавший свет и людей, а потому буду говорить с вами откровенно, – завел речь мой собеседник. – Я болгар; жил двадцать лет в России, русским был обязан, и хотя теперь живу в греческом монастыре, но привыкнуть к грекам не могу.
– Почему же?
– Будто вы не знаете, что за народ – греки?.. Возьмем хотя здешних для примера. Что я вам рассказывал про звезду-то… Ведь свои, батюшка, выкусили… И что скандалу-то было! Настоятель заявил паше, обвинил прямо католиков; тот начал разбирать дело, а виноватый-то и открылся – свой, грек… Что денег стоило, чтобы потушить дело!.. А пред этим был настоятель, так того, во время службы, ножом пырнули. Поднялся шум, кричат: армяне! католики!.. А свой, батюшка, пырнул, грек пырнул, – открылось вскоре. Вот они какой народ, греки-то!
– Не они ли это и пыль в пещере копят?
– Армяне, судырь, нам не дают сметать, а мы им: и те и другие хороши!.. А больше я за то не располагаюсь к грекам, что они русских не терпят. Наружно они угождают и льстят, а на самом деле готовы всякие козни им строить. Они боятся, чтобы русские не завладели Востоком и чтобы оттого не пало их церковное влияние, – вот в чем дело. Они и с турками готовы сближаться против русских…
В подобной беседе, из которой узнал я много неутешительного о положении Святых мест, провели мы часа два времени, пока наконец отец П. не заметил, что у меня глаза смыкаются. Тогда он пожелал мне спокойной ночи и вышел.
На другое утро, после ранней обедни и обычной записи в книгу, я выехал из Вифлеема. Отец П. тоже ехал в Иерусалим по вызову Патриарха. День был не жаркий, и мы весело и незаметно добрались до Сиона, где расстались, чтобы никогда более, может быть, не встречаться.
14 марта я снова оставил Иерусалим. На этот раз целью моей поездки были Иордан и Мертвое море. Путь лежал чрез Иосафатову долину и потом на восток от Елеонской горы. Бесплодные каменные утесы идут от Вифании. Близ последней существовала деревня Вифсфагия (Мф. 21, 1–2), откуда двое учеников Христа привели, по приказанию Его, осленка для торжественного въезда в Иерусалим. Теперь нет никакого следа этой деревни. Вифания же представляет жалкое селение, в котором живут несколько арабских семейств, существующих, кажется, исключительно сбором с христиан за впуск в гробницу Лазаря. Несколько десятков фиговых и масличных деревьев разбросано между полуразвалившимися хижинами. В Вифании жил Лазарь с сестрами Марфой и Марией; здесь Мария возлила миро на главу Спасителя и омыла им ноги Его (Мф. 25, 6–9; Ин. 12, 3); сюда удалился он на ночь после торжественного въезда в Иерусалим (Мф. 21, 17).
Арабы называют Вифанию элъ-Азариег. Это название напоминает созвучием своим имя Лазаря. Действительно в местонахождении здесь гробницы Лазаря никто из исследователей старины не сомневается. Небольшой вход в нее, грубо выложенный большими камнями, ведет в подземелье; каменная, ступеней в двадцать, лестница оканчивается в небольшой комнате, из которой по другой лестнице спускаются еще ниже, в другую комнату, имеющую сажень во все стороны. Здесь, как предполагают, была самая гробница. В деревне видны развалины башни, которую неизвестно на каком основании называют домом Лазаря. Чрез полчаса по выезде из Вифании находится в Кедронской долине ключ Аин-эль-Гауд, около которого видны какие-то развалины. Бесплодная, пустынная долина, в которой попадаются время от времени бродячие бедуины, занимающиеся при удобном случае разбоем, идет до горы Адамим («горы Крови»). Близ этой горы находится ручей Кериф, у которого, по повелению Божию, пребывал некоторое время пророк Илия (3 Цар. 17, 3, 5). При подъеме на высоты открывается большая пещера и против нее – развалины; среди последних существует по настоящее время колодезь, называемый Апостольским. На этом месте, полагают, была та гостиница, на попечение хозяина которой добрый самарянин оставил путника, израненного разбойниками на иерихонской дороге (Лк. 10, 30–35).
Ознакомительная версия.
