В другой раз мы ходили в такой сад специально пить пиво, но на этот раз уж без музыки. Зато в это посещение мы узнали, что кто не желает больше пить, тот должен немедленно закрыть свою кружку; в противном случае его кружка мгновенно подхватывается служанкою и возвращается вновь наполненною.
Благодаря нашему незнанию этого правила у нас чуть было не вышел инцидент. Едва мы успевали до двух третей опорожнить свои кружки, как они, точно по волшебству, исчезали и потом снова появлялись пенящимися через край. После шестого раза мы начали вежливо протестовать против иной чрезмерной заботливости.
— Благодарим вас за любезность, — говорил Б. краснощекой служанке, так усердно угощавшей нас. — Но, право, это уж лишнее. Мы не привыкли пить постольку. Эту порцию мы, так и быть, постараемся еще выпить, чтобы ваш труд не пропал даром, но пусть она будет последнею. Больше ни одной капли.
Однако с нашими кружками продолжалось все то же волшебство: не успеем оглянуться, как они опять стояли пред нами полными, так и шипя белоснежною пеною. Наконец, в десятый, должно быть, раз (по свойственной нам деликатности мы самоотверженно проглотили еще по четыре кружки) Б. серьезным уже тоном сказал служанке:
— Очевидно, вы забыли, о чем я вас просил четверть часа тому назад. Заявляю вам еще раз, что больше пить мы не можем. Нельзя же угощать людей до бесконечности! Хотя мы и англичане, но не привыкли поглощать пиво сразу такими количествами. Правда, и у нас, в Англии, тоже немало пьют его, занимаясь этим, как своего рода гимнастическим спортом (сколько раз нужно поднимать и опускать руку с кружкою), но все же с известными ограничениями. Думаю, мы в совершенно достаточной мере доказали вам наше искусство в этом спорте, и просим вас больше не затруднять ни себя ни нас. Если принесете еще хоть одну кружку, то мы сочтем это за прямой признак того, что вам почему-то непременно желательно поссориться с нами, а мы вовсе не желаем ссориться с вами. Поэтому повторяю: пожалуйста, ни одной капли больше.
— Так почему же вы не прикроете своих кружек? — проговорила в видимом смущении и сдержанном негодовании девушка. — Напрасно вы сердитесь, если все время сидите с открытыми кружками.
— При чем же тут «открытые» кружки? — резко произнес Б. — Разве у вас запрещено оставлять кружки открытыми?
— Нет. Но раз кружка стоит пред посетителем пустая и незакрытая, то это, по-нашему, означает, что посетитель хочет еще пить, и я обязана за этим следить, — разъяснила служанка.
Сконфуженные, мы поспешно прикрыли свои кружки, расплатившись за пиво, ушли из сада, дав себе слово помнить мудрое правило относительно прикрытия кружек.
Понедельник, 9-го июня (длинная, зато последняя глава)
Остенде. — Гейдельберг. — Скатерть, простыня или постельное покрывало, принятое нами за полотенце. — Б. возится с континентальным железнодорожным расписанием. — «Беспутные поезда». — Б. начинает сумасшествовать. — Придуманный мною выход из безвыходного положения. — Путешествие по германским рельсовым путям. — Объяснение Б. с железнодорожными чинами. — Его мужество. — Преимущества неведения. — Впечатление, производимое Германией и германцами
Мы опять в Остенде. Наше паломничество окончилось. Собираемся через три часа переправляться через канал в Дувр. Ветер довольно свежий, но нас утешают, уверяя, что он к вечеру затихнет.
Остенде совсем разочаровал нас. Мы думали, что это город многолюдный и оживленный; полагали, что он полон театров, концертных зал, шумных ресторанов; ожидали, что во всех концертах его гремит музыка, что в нем постоянно происходят смотры войск, собирающие огромные толпы патриотов, что прибрежные пески пестреют веселою и нарядною публикой и что среди этой публики множество прекрасных женщин.
В этих мечтах я нарочно приобрел себе в Брюсселе новые щегольские ботинки и изящную тросточку.
Однако, насколько мы могли заметить пробыв часа два в Остенде, этот город точно вымер. Торговля закрыта, дома стоят пустыми, казино заперты. На подъездах отелей вывешены объявления полиции о том, что каждый, вторгнувшийся в это владение или чем-нибудь испортивший его, будет задержан и подвергнут судебной ответственности.
Долго пространствовав по совершенно пустынному городу, мы наконец наткнулись на ресторан, показавшийся нам менее зловещего вида, чем другие, мимо которых мы проходили. Этот ресторан также был заперт. Мы позвонили. Минут через пятнадцать, после нескольких звонков и томительного ожидания, дверь наконец немного приотворилась, в нее высунулось сморщенное женское лицо, и старческий голос спросил нас, что нам нужно. Мы ответили, что желали бы получить две порции бифштекса с картофелем и пару пива. На это получилось приглашение пожаловать недельки через две, когда приедут хозяева, без которых обладательница сморщенного лица и дребезжащего голоса не имеет права распоряжаться.
Удивленные, огорченные, а главное — голодные, мы отправились на берег и закусили там в грязной харчевне, потом ради успокоения пищеварения отправились гулять вдоль по берегу и вскоре попали в совершенно пустынное место. Там мы наткнулись на следы человеческой ноги, ясно отпечатавшиеся на прибрежном песке. Это нас сильно заинтересовало. Откуда мог взяться здесь человек? Погода была тихая, кораблекрушения не могло быть, а для высадки пассажиров здесь вовсе не место. Если же сверх обыкновения, кто-нибудь и вздумал высадиться именно в этом месте, то куда же он девался? Следы виднелись только на одном небольшом пространстве, а дальше мы нигде не нашли их. Подивились мы, да так и ушли с берега, не решив загадки относительно таинственных следов.
Мы порядочно попутешествовали с тех пор, как оставили Мюнхен. Пробыв в вагоне всю ночь, мы рано утром прибыли в Гейдельберг, и когда заняли номер в одной из его лучших гостиниц, то нам прежде всего было предложено принять ванну. Мы выразили полное согласие на это, и нас провели в крохотную ванну, отделанную белым мрамором; она нам очень понравилась своей белизной и опрятностью.
Ванна нас освежила, но после нее мы оказались в большом затруднении. Дело в том, что нам вместо полотенца было подано нечто такое, что могло быть и столовой скатертью, и постельным покрывалом, и спальной простыней.
По-видимому, в Германии придерживаются очень своеобразных взглядов на потребности выкупавшегося человека. Быть может, немцы устраивают ванны исключительно для иностранцев, а сами ими никогда не пользуются, чем и объясняется их непрактичность в этом отношении.
Положим, и мне однажды пришлось обтереться спальной простыней, а в другой раз — даже просто носовым платком. Но то были случаи совершенно исключительные; в обыкновенных же случаях я привык употреблять для этой надобности широкое и длинное мохнатое полотенце.
