Половина людей теперь готовила дизельную к эвакуации, а остальные прорубали дорогу для трактора, волочившего за собой локаторскую: рвали толом ледяные лбы, разбивали кайлами, кирками заструги и ропаки, выравнивали поверхность.
Локатор следовало спасти во что бы то ни стало.
Пока Семенову и его группе везло: едва успевал трактор преодолеть очередные расчищенные метры, как за ним лопался лед. Не перед ним, не под ним, а за ним! Тракторы на дрейфующей станции без кабин, в случае чего водитель, обязан оставить машину, прыгнуть в сторону – если успеет.
– Дорогу! – орал Филатов. – Я спешу, извините меня!
Двести метров шли два с половиной часа.
Мороз был градусов под сорок, а с людей градом лил пот. Они сбрасывали каэшки, окунали в снег головы – «так, что от них шел пар!» – утверждал Бармин, просто валились с ног от безмерной усталости. Адова работа, ничего труднее авральной расчистки льда на дрейфующей станции нет.
Громыхнуло совсем рядом: это метрах в двадцати за трактором возникли и стали его нагонять торосы.
В свете факела Семенов увидел замерзших на месте, обессиленных, отчаявшихся людей.
Впереди, в нескольких шагах, разошлась свежая трещина, сзади шел вал. Семь человек, трактор и локаторская оказались на неверном обломке Льдины, которая в любую секунду могла превратиться в крошево битого льда. Трещина расходилась, вот-вот она могла отрезать путь к отступлению, и времени терять было нельзя. В этом адском грохоте все равно никто бы не услышал команды, и Семенов, за руку сдернув Филатова с трактора, жестом приказал людям прыгать через трещину.
И тут совсем уж чудовищный грохот, будто взорвался и взлетел на воздух склад снарядов и бомб, потряс Льдину: вал торосов взгромоздил на свои плечи новую многотонную глыбу, рванулся вперед и завис над локаторской.
И наступила тишина.
Семенов запустил одну ракету, другую, третью. Оглушенные, не в силах выдавить из себя хоть слово, люди смотрели на изуродованный, окаменевший в тишине пейзаж.
Полные могучей энергии, безжалостные в своей ненасытной жажде разрушения валы торосов, уничтожавшие станцию с трех сторон, замерли, словно чья-то невидимая рука в одно мгновение вытряхнула из них живую душу. Семенов опустился на волокушу, ноги его больше не держали. Рядом присел Бармин.
– Антракт, Николаич?
– Сплюнь три раза, – проворчал Семенов. К нему подошел Шурик Соболев, заглянул в лицо.
– Сергей Николаич, – спросил он, – это уже все, или они снова начнут?
– Кто они, Шурик?
– Ну, эти… – Соболев махнул рукой в сторону торосов.
– … хулиганы, – тихо подсказал Непомнящий. Кругом заулыбались. От тишины ломило в ушах. Пока работали, было жарко, а теперь стал чувствительно пробирать мороз.
– Можно покурить, – сказал Семенов и подозвал Филатова. – Как насчет пороха в пороховницах? Ну, не делай несчастный вид, возьмешь людей, перебросишь мост и перевезешь локатор на основную Льдину.
– Имей совесть, отец-командир, – заныл Филатов. – Двенадцать часов не жрамши! Граждане, кто покажет оголодавшему полярнику, где ближайшая шашлычная?
– В твоей характеристике, Веня, – ласково сказал Бармин, – концовка будет такая: «Богатырский сон, зверский аппетит и полное отвращение к работе».
– Клевета! – возмутился Филатов. – Товарищи, вы все свидетели: сегодня – воскресенье, день отдыха, а Филатов дружно, как один, вышел на работу!
– Сергей Николаич, – к Семенову подошел Осокин, – может, разрешите аэропавильон проведать?
Семенов кивнул, встал.
– Готовь клипербот. Выполняй, Веня, подвижки могут начаться снова. Саша, поедешь с нами. Разводье, отрезавшее от лагеря аэропавильон, еще дымилось, но черная вода океана была спокойна. Запустив ракету, Семенов определил ширину разводья метров в шестьдесят.
– Морское путешествие очень полезно для нервов, – ежась от холода, сказал Бармин. – Особенно на голодный желудок.
– Не ворчи, на полчаса всех делов, – утешил Семенов.
– Готово, Николаич! – сообщил Осокин. – Помоги, док.
Они вдвоем подняли клипербот и понесли его к краю разводья.
– Стоп! – Семенов пешней сбил с края снежный карниз и осторожно потопал ногой. – Ванна нам ни к чему. Опускайте.
Пока Бармин и Осокин садились, Семенов держал клипербот, за веревку, а потом спустился сам. Кое-где разводье стало прихватывать молодым ледком, и Бармин, сидя впереди, разбивал его пешней и отбрасывал подальше от резиновых бортов клипербота. Осокин ловко работал веслом, а Семенов пускал ракету за ракетой, глядя во все глаза и восхищаясь первобытной красотой разорванного пейзажа: застывшими в хаотическом нагромождении торосами, вставшими на ребро глыбами трехметрового пакового льда и самим разводьем, похожим на многоводную реку с изломанными берегами, которые стихия украсила причудливыми ледяными фигурами. А ведь придет время, подумал Семенов, и мы скажем этому разводью большое спасибо: на нем можно будет соорудить отличный аэродром.
– Левее, – приказал Семенов Осокину, когда клипербот приблизился к противоположному берегу, с которого свисала бесформенная глыба льда. Если такая махина задумает упасть в воду, а при малейших подвижках она не преминет это сделать, то от лодки и ее пассажиров и воспоминания не останется. – Вот сюда, Виктор.
Аэропавильон, сколоченное из бревен, досок и фанеры пятиметровой высоты сооружение, оказался целым и невредимым, а из всего имущества угодила в разводье лишь небольшая часть мешков с каустиком и алюминиевым порошком, из которых добывается водород для радиозондов. Несомненная, счастливейшая удача. Вот только как отбуксировать такое сооружение к лагерю? Разобрать на части – и по воде? Или искать обход? Вряд ли его найдешь в таком хаосе…
– Сергей Николаич, – Осокин тронул Семенова за плечо. – Мы там на всякий случай перекинулись с ребятами… Ну, в общем, не надо павильон с места трогать, мы с Непомнящим поживем здесь, палатку разобьем. А с локатором Леша Кузьмин справится.
– Идея хорошая. – Семенов испытующе посмотрел на Осокина.
– Хорошая идея, Виктор!
– Провода через разводье протянем, – обрадовано продолжал Осокин, – а льдом покроется – будем в гости ходить, с хутора! Согласны, Сергей Николаич?
– Спасибо, – сказал Семенов. – Спасибо! Ну, теперь домой, а то и в самом деле голова от голода кружится.
Они поужинали в опустевшей кают-компании. На столах осталась грязная посуда, на полу валялись окурки.
– Кто дежурный? – Семенов морщил лоб, никак не мог вспомнить. – Завтра всыплю.
Осокин разливал чай, Бармин что-то рассказывал, а Семенов впервые в жизни задремал за столом.
– А? Что? – очнувшись от звяканья ложечек в чашках, спросил он.
