Ознакомительная версия.
Дилижанс в России
Дилижансам не «посчастливилось» быть воспетыми Пушкиным, но в прозе им отдана дань уважения:
«Узнав, что новая московская дорога совсем окончена, я вздумал съездить в Петербург, где не бывал более пятнадцати лет. Я записался в конторе поспешных дилижансов (которые показались мне спокойнее прежних почтовых карет) и 15 октября в десять часов утра выехал из Тверской заставы. <…> Великолепное московское шоссе начато по повелению императора Александра; дилижансы учреждены обществом частных людей. Так должно быть и во всем: правительство открывает дорогу, частные люди находят удобнейшие способы ею пользоваться».
Поистине, бесценное свидетельство: по словам задушевного приятеля поэта Нащокина, «“Сказку о царе Салтане” написал он в дилижансе, проездом из Петербурга в Москву». Видимо, то были черновые наброски, так как сама сказка появилась на свет в Царском Селе. Но замысел ее родился в дороге, в «поспешном дилижансе»!
Дороги и дорожные правила
Как досадовал поэт на русское бездорожье!
Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые гниют.
Но однажды отечественные дороги удостоились-таки похвалы Пушкина:
«Вообще дороги в России (благодаря пространству) хороши и были бы еще лучше, если бы губернаторы менее об них заботились». И приводит пример подобной «заботы»: «…дерн есть уже природная мостовая; зачем его сдирать и заменять наносной землею, которая при первом дождике обращается в слякоть?» «Летом дороги прекрасны, – развивает “дорожную тему” поэт, – но весной и осенью путешественники принуждены ездить по пашням и полям, потому что экипажи вязнут и тонут на большой дороге, между тем как пешеходы, гуляя по парапетам, благословляют память мудрого воеводы».
Ездили в пушкинскую эпоху «на перекладных» или «на почтовых», то есть на казенных лошадях, которые менялись на почтовых станциях. Немало было и любителей езды «на вольных» – когда ямщики нанимались по вольной, договорной цене; «на долгих» – путешественник брал пару или тройку лошадей «от места до места». Езда «на долгих» свое название оправдывала – ведь лошадей на станциях не меняли, – зато обходилась дешевле. Можно было ехать и «на своих»: так отправилась в Москву барыня Ларина с дочерью:
К несчастью Ларина тащилась,
Боясь прогонов дорогих,
Не на почтовых, на своих,
И наша дева насладилась
Дорожной скукою вполне:
Семь суток ехали оне.
За почтовых лошадей взимались «прогоны»: за каждую лошадь и версту путешественник платил в зависимости от тракта, как правило, 8—10 копеек. И сколько полезных сведений мог он почерпнуть из «Ручного дорожника для употребления на пути между императорскими всероссийскими столицами» либо «Карманного почтового путеводителя»!
Число лошадей, впрягаемых в экипаж, определялось согласно чину и званию. «Особы 1-го класса» обладали правом на двадцать лошадей, и ехали обычно «поездом» в несколько экипажей. Александр Сергеевич, имевший чин коллежского секретаря (чиновник 10-го класса), а с 1831 года – титулярного советника (13-го класса), мог получить лишь три лошади. По сему поводу Пушкин не без иронии заметил: «Чины в России необходимость хотя бы для одних станций, где без них не добьёшься лошадей».
Обычная скорость дорожного экипажа была невысока. Привилегией исключительно быстрой езды обладали лишь фельдъегеря, обязанные ездить «столь поспешно, сколько сие будет возможно». И только для них на почтовых станциях всегда имелись в запасе крепкие курьерские лошади.
Стремглав по почте поскакал…
Скорость «фельдъегерской» езды кажется фантастической. Несколько исторических примеров: графа Олизара, арестованного в 1826-м по делу декабристов, фельдъегерь вез из Киева в Петербург со скоростью 420 верст в сутки! Из Царского Села в Москву фельдъегерь с известием о взятии Варшавы примчался за 43 часа!
Не зря, видно, Пушкин как-то обмолвился о «фельдъегерском геройстве». Любопытна и его дневниковая запись: «3 <декабря 1833 г.> Вчера Государь возвратился из Москвы – он приехал в 38 часов». Такая сверхбыстрая, поистине царская езда (к слову, небезопасная!) поразила воображение поэта.
«Из почтенного сословия смотрителей»
Отдохнуть и переменить усталых лошадей путешественники могли на почтовых станциях. «Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода.?» – с этих риторических вопросов и начинается знаменитая пушкинская повесть.
По «Высочайше изданным» правилам станционные смотрители, мелкие чиновники, не имевшие никакого классного чина, «находясь при своих местах», пользовались «в ограждении обид» правами коллежского регистратора.
«Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим чином токмо от побоев и то не всегда. Какова должность сего диктатора, как называет его шутливо князь Вяземский? Не настоящая ли каторга? Покою ни днем, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель. <…> Приезжает генерал; дрожащий смотритель отдает ему две последние тройки, в том числе курьерскую.
Генерал едет, не сказав ему спасибо. Через пять минут – колокольчик!.. и фельдъегерь бросает ему на стол подорожную!.. Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним состраданием».
Удивительно, как маленькая повесть отозвалась в посмертной судьбе ее гениального автора. И где?! Во Франции!
…В историю пистолетов, что в январе скорбного 1837-го держали в руках дуэлянты Александр Пушкин и Жорж Дантес, вплелись имена и судьбы представителей разных эпох: дипломатов, танцовщиков, политиков, поэтов, президентов – барона де Баранта, Лифаря, Лермонтова, Миттерана, Горбачева. И еще потомка поэта – Георгия Воронцова-Вельяминова.
Известно, что младший сын барона Эрнест де Барант по просьбе виконта д’Аршиака, секунданта Дантеса, одолжил своему приятелю дуэльные пистолеты, принадлежавшие отцу. (К слову, эти же пистолеты в начале 1840-го участвовали и в дуэли между Михаилом Лермонтовым и Эрнестом де Барантом, по счастью, бескровной.) Сын посланника ко времени своего поединка с Лермонтовым числился атташе французского посольства. Судьба младшего Баранта, «салонного Хлестакова», более ничем не примечательна, потомства он не оставил и скончался холостяком в сентябре 1859 года.
«Стволы роковые» меняли владельцев: вначале им стал старший сын барона Проспер де Барант, затем – муж его сестры полковник Луи де Шательперон.
В 1937 году дуэльная пара была представлена в Париже на юбилейной пушкинской выставке, душой и создателем которой стал знаменитый Серж Лифарь. А потом следы пистолетов затерялись.
У наследников полковника их выкупил французский антиквар, затем они попали к коллекционеру Пьеру Полю, завещавшему свое собрание городу Амбуазу для создания в нем Музея почты.
А несколько ранее раритетные пистолеты хранились в частном музее в местечке Лимрэ, близ Амбуаза, где и были обнаружены Георгием Воронцовым-Вельяминовым, праправнуком поэта, опубликовавшим на страницах «Огонька» статью о своей находке.
Вечная загадка: какой же из дуэльной пары работы дрезденского мастера Карла Ульбриха послал свой смертельный заряд? Дуэльные пистолеты так и остались вместе, как два орешка под скорлупой, в своем дорогом футляре, соединив навечно имена поэта и его убийцы. И эти пистолеты, наделенные недоброй славой, не затерялись, не исчезли в потоке времени, а обрели статус музейных экспонатов. Будто в назидание потомкам.
Во время визита Михаила Горбачева во Францию в 1989 году президент Франсуа Миттеран сделал широкий жест – передал своему российскому коллеге злосчастные пистолеты. Так дуэльная пара вновь оказалась в Петербурге, в доме поэта на набережной Мойки, 12.
Ценный экспонат водрузили в центре выставочного зала. И в тот же день, как вспоминает директор пушкинского музея Сергей Некрасов, случилась беда: в зале, куда поместили дуэльную пару, внезапно обрушился потолок…
А в самой Франции не кончались протесты: президент Миттеран не имел права передавать России раритет, имеющий исторический статус! И «роковое оружие» вновь отправилось с берегов Невы к берегам Луары, в Амбуаз.
Как и прежде, табличка в Музее почты лаконично сообщает, что одним из дуэльных пистолетов был смертельно ранен русский поэт Пушкин, автор. «Станционного смотрителя».
«Кто не проклинал станционных смотрителей.?» Однажды пришлось выслушать подобную брань в свой адрес и Александру Сергеевичу. Невольно он оказался в роли. станционного стража, и сыграл ее достойно: с пользой для себя и безымянных спутниц.
Ознакомительная версия.
