Ознакомительная версия.
Эти строки я пишу, сидя под парусами на настоящей палубе в солнечном море. Первая глава почти закончена – я допишу абзац и отправлю материал в редакцию. Слева от меня гоняют наперегонки дельфины, а я неспешно потягиваю “Тархун” грузинского разлива. По-моему, самое время броситься за борт в объятья Посейдона.
На заре выбираюсь на трассу. Опять целый день ехать и есть – из машины в машину, от хачапури к шашлыку. К вечеру мой рюкзак распирает от подарков добрых водителей – помимо съестного в нем можно найти, скажем, гигантскую пачку влажных салфеток или упаковку зубных щеток. Последняя машина довозит меня до одинокой заправки посреди гор. Я давно привык к тому, что лишь приблизительно представляю свое местоположение. Вот и сейчас, среди склонов, поросших редкой растительностью, я не могу прикинуть расстояние до армянской границы. Беглого взгляда на звезды хватает, чтобы определить стороны света. Мне на юг.
У одинокой бензоколонки меня приветствует кассир Гриша, мужик лет пятидесяти. Судя по всему, он всемогущий властелин этих диких мест. После короткого разговора Гриша оставляет мне ключи от сторожки, а сам уходит ночевать домой, в деревню за холмами. Я запираюсь изнутри и засыпаю на уютном топчане под завывание старой собаки, живущей рядом в конуре.
Ровно в десять утра Гриша стучится в дверь. Вчера его почему-то очень соблазнила моя перемотанная изолентой камера, он долго расспрашивал меня, сколько может стоить такой потрепанный аппарат. Чтобы умерить нездоровый интерес к единственной дорогой вещи в моем рюкзаке, я сочинил для мужика трогательную историю о том, как разбил свой Nikon и как мне теперь приходится туго, потому что камера отказывается фотографировать. На самом деле я специально обмотал объектив яркой изолентой, чтобы фотоаппарат выглядел подешевле. Кто ж знал, что Гриша вздумает выручить меня? Он пришел с деньгами, чтобы выкупить сломанную вещь. Мужчина протягивает мне пятьдесят баксов, но я вежливо отказываюсь.
Никаких проблем с пересечением границы не возникает – грузинские пограничники как всегда показывают высокий уровень обслуживания. Про армянских могу только сказать, что над пограничным переходом у них висит рваный флаг.
Дорога на Ереван пролегает через самые горячие районы Армении. В прямом смысле этих слов. Растительности здесь мало, горы скудно покрыты выжженной травой. Температура за сорок градусов.
В самый разгар дня добираюсь до окраин Еревана. В карманах – ни копейки. Спрашиваю местных, как пройти к центру, и все советуют воспользоваться 98-й маршруткой. Объясняю, что хочу добраться пешком.
– Какой там пешком?! Это далеко! На маршрутку садись.
– У меня нет денег на маршрутку.
– Как это нет денег? Ты же интурист!
Я устало плетусь по бесконечному пригороду Еревана. Здесь грязно и ужасно жарко. Все дома одноэтажные, одинакового серо-желтого цвета. Хочется пить. Жестом меня подзывает мужик из окошка в магазине. Я прошу воды и рассказываю ему свою историю. Продавец молча набивает мой рюкзак продуктами.
Центр Еревана взят в плен советскими монументальными зданиями. Многие постройки выполнены из камня беспечных светлых оттенков, и только памятник Ленину выдержан в классических серых тонах. Я достаю свой ноут и начинаю сканировать окрестности на предмет свободного интернет-сигнала. Выясняется, что найти wi-fi с отличной скоростью подключения здесь можно почти везде. Кажется, я еще не глубоко в Азии, но уже потихоньку становлюсь местной достопримечательностью – ко мне постоянно подходят люди с фотоаппаратами и делают снимки.
Каучсерфинг подсказывает, что какой-то Артур из Еревана ждет меня сегодня в гости. Когда я добираюсь до места назначения, выясняется, что он крайне радушный хозяин – помимо меня в однокомнатной квартире Артура сегодня еще восемь человек: четыре чеха, полька, хорватка, словачка и турок. Здесь не хватает только белоруса. Широким международным составом мы укладываемся шпалами на полу.
Утром с половиной нашей многонациональной группы я отправляюсь на осмотр чрезвычайно богатого наследия Армении. Если честно, я терпеть не могу достопримечательности, особенно если рядом с ними уже припарковались автобусы с китайскими туристами. Иногда мне кажется, что по фотографиям китайских туристов после какой-нибудь глобальной катастрофы можно будет точно восстановить, а потом распечатать на 3D-принтере любую достопримечательность мира. Но сегодня, в виде исключения, я все-таки еду на развалины крепости Эребуни. Хорватка так красиво прокартавила это название, что я не смог устоять.
Вдоволь налазившись по руинам крепости, я твердо решаю, что больше никаких исключений из правил допускать нельзя. К обеду, выжженные и высушенные армянским солнцем, разбитые посредственностью увиденного, мы возвращаемся домой. Я собираюсь срочно заполнить образовавшуюся в душе брешь, хватаю свою камеру и погружаюсь в город.
У меня почти никогда не бывает с собой карты, я просто выбираю направление наугад, сворачиваю во все дворы, заглядываю в окна и гаражи, влезаю на крыши, ныряю в подвалы. Меня интересуют аскеты-одиночки, маргиналы, бомжи, городские фрики, уличные музыканты – все те, у кого проблемы с обыденной реальностью.
И сразу успех! Из выбитых окон многоэтажного дома звучит Шопен в живом исполнении. Отсюда я могу рассмотреть только потолок квартиры – на нем пятна от разбитых яиц и совковая люстра без лампочки. В окне появляется женщина лет пятидесяти, изо рта торчат остатки зубов. Заметив меня, она тут же скрывается в глубине квартиры:
– Добрый день!
– Нет-нет-нет! – кричит она откуда-то из внутренностей дома.
– Меня зовут Рома. Вы здорово играете!
– Да?! Вам нравится?! – доносится из глубины.
– Да-да. Почему вы прячетесь?
– А вы не американец?
– Нет. Почему вы решили, что я американец?
– У меня в квартире спрятан американский спутник. Я боюсь, что вас прислали американцы.
– Не бойтесь, я белорус.
Она вновь появляется в оконном проеме.
– А вы турист?
– Да, я путешествую вокруг света. Можно мне сфотографировать, как вы играете на пианино?
– Я не знаю. У меня дома много людей.
– Прошу вас. Я не отниму много времени. Сыграйте что-нибудь, пожалуйста.
Десять минут уговоров, и женщина наконец сдается. Я влезаю на подоконник по водосточной трубе. Передо мной квартира, в которой время остановилось в семидесятых. В шкафах – русские книги и пыльные стопки пластинок, в серванте – старомодный хрусталь. В углу пианино, на котором горой лежат нотные тетради. Я прошу зажечь свет, но, оказывается, его отключили несколько лет назад. Женщина начинает играть.
Ознакомительная версия.
