Меньшая из пирамид Гизе, пирамида Микерина, внука Хеопса, — крайняя с западной стороны. Ее высота 66 м, а длина каждой из сторон основания 108 м. Пирамида Микерина сохранилась хуже двух других пирамид Гизе; немалая часть ее камней пошла на постройку каирской Цитадели. К югу от нее выстроились в ряд три маленькие полуразрушенные пирамиды. Из них более или менее исследована только одна. Ученые считают, что она принадлежит супруге Микерина Хамерернепти. Вдоль всего скалистого плато, на котором стоят пирамиды Гизе, расположены многочисленные захоронения стражей некрополя, вельмож и приближенных трех фараонов IV династии — строителей пирамид.
Комплекс Гизехского некрополя даже в своем нынешнем, пострадавшем от времени виде представляет собой величественную картину. Можно только предполагать, как прекрасен он был во времена фараонов IV династии. Греческий историк Геродот, побывавший у пирамид Гизе в середине V в. до н. э., оставил нам свидетельство о некоторых не дошедших до нас элементах этого грандиозного комплекса. В частности, по его словам, дорога, которая вела от погребального храма Хеопса к Большой пирамиде, по мастерству исполнения украшавших ее барельефов производила не меньшее впечатление, чем сама пирамида Хеопса.
Интересно, что Геродот ни слова не говорит об одном из самых замечательных памятников эпохи Древнего царства — Большом сфинксе, лежащем около погребального храма Хефрена, примерно в 350 м восточнее пирамиды Хеопса. Это по меньшей мере странно, так как большинство археологов считают сфинкса современником фараонов IV династии и во времена Геродота он, очевидно, находился на своем месте.
Сфинкс представляет собой колоссальную фигуру с туловищем льва и головой человека, вырубленную из цельного камня. Лицо его обращено на восток. Несмотря на многочисленные повреждения, которые были нанесены сфинксу за долгие века вандализмом туристов и фанатиков, его лицо хранит величественное и загадочное выражение. Длина сфинкса от кончиков лап до хвоста 57,3 м; высота 20 м. Когда-то его пятиметровая голова была украшена традиционным головным убором фараона — царским немесом (праздничный плат, спускающийся с затылка на плечи); теперь он частично обломан, а царский урей (символ власти в виде приподнявшейся на лбу кобры) безвозвратно исчез. У огромных лап сфинкса приютился маленький храм, в настоящее время почти полностью разрушенный. Специалисты датируют его эпохой фараона Хефрена. По общепринятому мнению, лицо сфинкса — скульптурный портрет Хефрена. В надписи на стене между его лап говорится, что по приказу фараона Тутмоса IV (конец XV в. до н. э.) была произведена расчистка сфинкса от песка, который занес его почти полностью. В последующие эпохи эта операция производилась регулярно.
Египтологи раскрыли настоящее имя сфинкса — Хоремхет (по-гречески — Хармахис), значащее «Хор (Гор) на небосклоне». Хором египтяне называли обожествляемого фараона, а горизонтом или небосклоном — место, где он после смерти сливается с богом солнца, начиная свое вечное путешествие по небу. В период Среднего и Нового царств сфинксы нередко изображались и с головой барана или сокола. В Карнакском храме, например, сохранилась целая аллея бараноголовых сфинксов, посвященных богу Хнуму[4].
Однако Большой сфинкс в Гизе — наиболее древний из известных нам египетских сфинксов. В эпоху Древнего царства культ Харемахета еще не оформился, и археологи могут только предполагать, какой смысл вкладывала фантазия древних египтян в образ этого мифического существа. По всей вероятности, сфинкс и в этот период олицетворял мудрость, загадочность и власть обожествленного фараона. Кроме того, если судить по тому, что сфинксы обычно находились около крупных храмов или пирамид, они были призваны играть роль стражей этих священных мест.
Археологи до сих пор не могут дать исчерпывающих ответов на многие вопросы, связанные с Большим сфинксом. Ряд из них еще сравнительно недавно отстаивал мнение о том, что сфинкс гораздо древнее пирамид в Гизе и сходство его лица с лицом Хефрена не более чем случайность.
Что же говорить о временах, когда египтология еще не существовала или делала свои первые шаги? В этот период и родилась загадка сфинкса, над которой бились многие ученые прошлого. Как всегда или почти всегда случалось с памятниками древнеегипетской культуры, смысл или символику которых трудно было уловить, не обладая конкретными знаниями о религии древних египтян, вокруг сфинкса начала нагнетаться многозначительная таинственность. Первыми за это взялись древние греки. Образ сфинкса с его знаменитой загадкой, разгаданной Эдипом, попал в их мифологию, хотя и в трансформированном виде[5]. Молчание Геродота о сфинксе было истолковано позднейшими авторами как нежелание открыть одну из тайн египетских храмов, о которых, возможно, рассказали ему сопровождавшие его жрецы. Никому как-то и в голову не приходило, что во времена Геродота сфинкс попросту мог быть занесен песком (до того, как его обнесли в 1925 г. оградой, требовалось всего не более 50–60 лет, чтобы сфинкс оказался полностью погребенным под песчаными заносами). Постепенно Большой сфинкс превратился как бы в символ тайны, которой была окутана история древнего Египта.
Интересно, что почти каждый из путешественников прошлого судил о сфинксе на основании сложившихся у него под влиянием определенной исторической эпохи взглядов и представлений. Не составляли в этом отношении исключения и русские путешественники XIX в. Любопытный образец христианско-схоластической трактовки символики сфинкса дает архимандрит Порфирий Успенский, много поездивший по Египту и Синаю. Ссылаясь на мнение известного богослова Климента Александрийского, он высказал предположение, что египетские жрецы видели в сфинксе символ «разнородных сочетаний стихий мира», «знамение лада в природе и напоминание наблюдателю о том, что познание бога и естества весьма трудно». «В самом деле, сфинксы выражают эти три понятия. Так как женское тело[6] обозначало, по мнению древних, влажную силу природы, а тело львиное — стихию огненную, то соединение сих двух тел в сфинксе служило образом сочетания воды и огня, кои, по учению египтян, составляют основу всей природы, и выражением гармонии, происходящей от соединения этих двух стихий. Когда сфинксу придавали лицо богини Исиды, тогда он означал природу творящую, которую можно постигать не иначе, как изучая ее постепенно, когда же виделось на нем лицо другого божества, тогда он возвещал собой возведенного в таинство, что каждое светило небесное или каждая стихия земная соответствует всемирному ладу и что мир есть загадка, предложенная человеку на удивление и изучение и для изощрения ума. Если сфинкс держал трещотку в лапе, он напоминал, что гармония существ происходит от их взаимного движения, если он был прикрыт, то давал понять, что бог, мир и человек — суть тайны, в коих сущность понять и проникнуть невозможно. Сфинкс, пожиравший тех, которые не разгадывали его, служил знамением веры, обрекающей на вечные мучения безбожников»{3}.
