Бугры эти, составляя извѣстную особенность въ физіономіи страны, имѣютъ гораздо важнѣйшее значеніе въ дѣлѣ ея заселенія.
Несомнѣнно, что въ дельтѣ рѣки вообще, а въ дельтѣ такой мощной рѣки, какъ Волга, въ особенности, вода составляетъ одну изъ важнѣйшихъ естественныхъ силъ, имѣющихъ вліяніе на бытъ населенія. Она другъ и кормилица; подъ ея вліяніемъ сложились всѣ особенности его жизни; но, какъ стихійная сила, она можетъ оказаться и врагомъ, если человѣкъ не оградитъ себя отъ ея мощи. Кто не знаетъ, что такое – наводненіе, происходитъ ли оно отъ вешнихъ полыхъ водъ или отъ напора воды съ моря, вслѣдствіе сильныхъ морскихъ вѣтровъ (морянъ)? Выбирая мѣсто для поселенія, поселенцу необходимо было подумать не только объ этомъ, но и о близости къ водной нивѣ, отъ которой зависѣло все его благосостояніе. Выборъ, естественно, падалъ на бугры, удовлетворявшіе тому и другому условію. Такимъ образомъ, на нихъ выростаютъ мало по малу ловческіе станы, ватаги [2] и, наконецъ, селенія съ обычною церковью на вершинѣ бугра.
Такъ это было и такъ существуетъ до сихъ поръ. Вотъ почему всѣ почти селенія южной половины астраханской губерніи оказываются лежащими или на такихъ буграхъ, разбугорьяхъ или близъ ихъ, на полубугорьяхъ, безопасныхъ отъ воды. На материкѣ, отдаленномъ отъ моря, опасность отъ воды грозитъ весною, въ половодье, когда большая часть водной сѣти переполняется, выступаетъ изъ береговъ и сливается въ одно. общее море. На морскихъ берегахъ страшенъ каждый сильный вѣтеръ съ моря, въ особенности, если онъ подуетъ нѣсколько сутокъ сряду, что бываетъ не рѣдко. Тогда вода надувается, гонимая вѣтромъ, наступаетъ на берега, прибывая иногда выше двухъ сажень противъ обычнаго морскаго уровня, и топитъ все, что встрѣчаетъ ниже себя, раззоряя селенія, ватаги, станы, поглощая скотъ, захваченный въ степи и разнося стоги сѣна и камышъ [3] , заготовленные жителями.
Смотря по времени года, физіономія страны мѣняется, принимаетъ разные оттѣнки и краски и носитъ на себѣ печать большаго или меньшаго воодушевленія и подвижности.
Зимою, когда природа засыпаетъ, когда ледъ заковываетъ водную поверхность, сокращается и дѣятельность населенія. Зимній ловъ – бѣднѣйшій въ году. Зимою еще бѣднѣе выглядитъ бѣдная природа. Но бѣдная, скудная съ виду, она таитъ богатства въ своихъ нѣдрахъ: воды полны рыбою, берега солью.
Сѣрыя краски зимы послѣ относительно живыхъ красокъ лѣта точно приглашаютъ на отдыхъ, и все отдыхаетъ, начиная съ судовъ и лодокъ, которыя стоятъ и лежатъ по берегамъ селеній и ватагъ, чернѣя на бѣломъ снѣгу. Тысячи такихъ промысловыхъ судовъ, тысячи торговыхъ: пароходовъ, баржей, барокъ, разшивъ, шкунъ, кусовыхъ, реюшекъ и лодченокъ всевозможныхъ размѣровъ и парусности прекратили движеніе, залили огонь, очистили паровые котлы или убрали паруса и такелажъ. Миріады водяной и болотной птицы откочевали въ теплыя страны. Тѣ, что остались, забились въ тихія, уютныя мѣста; сытый звѣрь прячется отъ холоднаго вѣтра въ глухихъ, мертвыхъ камышахъ, наламывая и натаскивая себѣ теплое гайно [4] изъ незатѣйливой растительности. Пришлый рабочій людъ, не находя болѣе работы, разошелся по домамъ; затихли пристани, ватаги и села. Все, что оживляло страну, покинуло ее или притаилось, точно сочувствуя общему затишью. Только кое-гдѣ, на вентеряхъ [5] и сидебкахъ копошится работа. Бѣлый, снѣжный покровъ прикрылъ границы между моремъ и берегомъ и одна обширная, открытая, снѣжная равнина лежитъ, точно спитъ, передъ вашими глазами. Та же потускнѣвшая сѣть зеленовато-синихъ, сонно бѣгущихъ подо льдомъ протоковъ, тѣ же темныя коймы безлистыхъ таловъ, провожающіе ихъ къ морю, куда ведутъ всѣ эти замощеные морозомъ пути, вѣрнѣе нежели всѣ дороги въ Римъ; но все это сѣро, мертво, недвижно.
Недолго длится здѣсь эта зимняя спячка. Къ концу февраля начинаетъ теплѣть; солнце съ каждымъ днемъ забирается выше и выше и стоитъ подуть денекъ-другой южному вѣтру, чтобы преобразить спящую природу. Ледъ таетъ и на немъ появляются лужи; вода мѣстами просасываетъ его и смотритъ на свѣтъ Божій, отражая въ себѣ ясное солнце и небо. Народъ начинаетъ копошиться на пристаняхъ, селеніяхъ и ватагахъ. Закипаетъ работа. Удары кузнечнаго молота, стукъ топора и храпъ пилы стоятъ въ воздухѣ. Пахнетъ смолой и дубомъ [6] . Оправляютъ суда и лодки: задѣлываютъ, пробиваютъ (конопатятъ), смолятъ и торопятся закончить приготовленіе снасти въ ловъ. Страда! Спать некогда; вдругъ ударитъ тепло и пронесетъ ледъ. Тутъ дорога каждая минута, вѣдь самый изобильный ловъ тотчасъ за уходящимъ льдомъ. Правда, льды въ морѣ еще крѣпки, да вѣдь въ море и выходятъ въ ледъ.
А, между тѣмъ, съ Кавказа и Чернаго моря начинаетъ появляться птица, сначала рѣдкая, обыкновенно утка, потомъ болѣе и болѣе частая и, наконецъ, тянутся цѣлые отряды ея, почти безпрерывной вереницею. Утки полощатся въ талой водѣ; слышно гоготанье гусей, крикъ лебедя; въ небѣ блещутъ серебристыя крылья колпиковъ и колеблятся черныя длинныя ленты ибиса-коровайки. Бабы, чайки, бакланы, кулики, цапли – все это освѣщаетъ и оглашаетъ наступающую весну, зоветъ ее. Хозяева вернулись и просятъ свѣта, тепла и зелени.
И, вотъ, идетъ эта весна, идетъ съ каждой свободной волною, съ теплымъ лучемъ, съ зеленымъ камышемъ, выползающимъ на зольный свѣтъ, съ пухлой почкой, готовой распуститься въ листъ. Когда тутъ спать?!
Вода кипитъ судами; снуютъ лодки слышны свистки и крикъ пароходовъ; въ воздухѣ трепещатъ флаги и бѣлѣютъ паруса надуваемые вѣтромъ.
Проснулись лебединыя груди!.. Въ море, въ море!!.. И тянется, и уходитъ безконечная вереница – тѣ же птицы, тотъ же перелётъ…. Корму!
Спѣшатъ на пристаняхъ – навигація. На ватагахъ тотъ же переполохъ – на рѣчныхъ въ особенности. Кишитъ народъ, ждутъ воблы и сельди [7] . Сотни милліоновъ вылавливаютъ и готовятъ ее въ пищу русскаго люда. Есть надъ чѣмъ поработать.
А солнце припекаетъ все сильнѣй; зазеленѣло все, чему суждено зеленѣть; колокольчикъ камышевки [8] безъ устали звонитъ въ камышахъ; мѣстный орелъ – орланъ-бѣлохвостъ, замѣтною широкою спиралью уходитъ изъ глазъ, утопая въ тепломъ воздухѣ. Хорошо въ это время въ устьяхъ Волги.
Ряды темныхъ, сыроватыхъ свай, служа основаніемъ полудеревянному, полукамышевому зданію, вродѣ большаго сарая, выдвинулись съ берега и съ изумительною ясностью опрокинулись въ зеркально-спокойной водѣ. Вода отразила въ себѣ и утреннее розовато-голубое небо, и полукамышевыя стѣны, и камышевую бурую кровлю зданія, вскользь задѣтую, точно раскаленную первыми лучами появившагося на горизонтѣ солнца. Отразила она и черную кучку свѣжевысмоленыхъ судовъ, привязанныхъ къ сваямъ и желтую бахрому камыша, окаймлявшаго берегъ. Болѣе ничего не было видно въ водѣ.
