Во время пирушки Валя неожиданно для Дениса (по его словам) оказалась рядом с ним. Она сидела сначала с выжидающим, затем скучающим, а потом и вовсе с обиженным видом. Он в это время распевал вместе со всеми песни, живо участвовал в общей беседе, и просто не мог, да и не хотел, все время уделять ей. Наконец, Валя начала вслух упрекать его в недостатке внимания к ней. Денис был молод, горяч, никаких обязательств за собой не чувствовал. Её требование сначала изумило его, затем возмутило, и, наконец, развеселило своей наглостью.
Тончайшие, еле-еле начавшие завязываться нити дружеских отношений разлетелись в одно мгновенье. Он тут же недвусмысленно попросил оставить его в покое, а поскольку до неё эта просьба дошла не сразу, то он уточнил, куда ей необходимо срочно пойти «мелкими шажками». Валя после этого короткого, но пламенного образца витиеватой разговорной речи, аж взвилась в воздух со своего места на длинном толстом бревне, которое лежало вдоль всего стола, сколоченного из досок, и служило общей скамейкой для всех участников празднества. Её как ветром сдуло, и она быстро пошла, наверное, туда, куда он ей посоветовал, правда, широким размашистым гневным шагом, почти бегом. Вот что значит вовремя и от души подсказать человеку точный адрес и оптимальный способ передвижения в указанном направлении. Глядя ей вслед, Денис задумчиво произнёс: «Странно, в маршрутах я что-то не замечал в ней такой прыти. Можем же, если захотим!».
Веселье продолжалось своим чередом, а Валя, видимо, чтобы досадить Денису, стала напропалую кокетничать со Славой – рабочим из соседнего отряда, у которого только на лице были свободные от наколок участки кожи. Уговаривать его долго было не надо (он плохо разбирался в кокетстве) и, по простоте душевной, принял её кокетство за яростный призыв к совокуплению. Уже через полчаса соблазнения Слава свято уверовал в свою неотразимость. Тем более что он и раньше-то подозревал, что «все бабы» горят желанием, сложится в штабели у его ног от одних только его бесчисленных наколок, и только природная женская скромность мешает им это сделать! Но после небольшой дозы спиртного, долго сдерживаемые к нему чувства, наконец-то, вырвались наружу и ударили фонтаном кокетства и соблазнения!
Приблизительно через полчаса Слава решил не мучить больше своей холодностью влюблённую в него «как кошка» «бабу», а выдать ей всё, что она так настоятельно у него просила. Растроганный собственной добротой, он, без лишних объяснений (к чему слова!) потащил Валю в близлежащие кусты со вполне определённой и не скрываемой целью.
Натолкнувшись на решительный отказ, он сначала изумлённо окаменел от женского коварства. Затем пришёл в себя, возмутился до глубины души, и уже оттуда, из глубин возмущённой души, да ещё добавив немного своей силушки, которой у него было не меряно, не целясь, заехал «изменщице коварной» прямо в глаз. Как он её не убил, до сих пор не понимаю!
Валя изумилась такому развитию событий ничуть не меньше Славы. Почти всю сознательную жизнь, работая секретаршей, она привыкла к подношению цветов, конфет, шоколада и прочих приятных безделушек, имеющих целью мелкий подхалимаж или интеллигентное ухаживание для завязывания лёгкого флирта. Благодаря этому у Вали сложилось превратное мнение обо всех без исключения мужчинах, желающих, по её глубокому убеждению, только одного – угодить ей и тем самым добиться хоть маломальского её расположения.
Недовольство Славы, выказанное ей таким непривычным способом, не подпадало ни под одну из её классификаций возможных действий мужчин и ввергло в шок. Сначала она даже плакать не могла от удивления. И только спустя некоторое время, смогла осознать реальность случившегося происшествия, и буквально залилась слезами. Плакала не столько от боли, сколько от крушения радужных представлений об отношении всех без исключения мужчин к ней, немыслимой красавице, восседающей на пьедестале недосягаемой высоты, всеми ими любимой, горячо желанной, и готовых для завоевания её расположения и одной её улыбки буквально на всё!
Она заходилась в рыданиях, от неожиданного, невозможного в её лёгкой безоблачной жизни унижения. Она действительно страдала от сильно запоздалого прозрения и окончательного осознания простоты того, чего на самом деле хочет от неё большинство этих противных представителей противоположного пола. А ведь как все прикидывались: цветочки, конфетки, вздохи, томные ухаживания. Всё происшедшее явилось для неё просто трагедией, привидевшимся во сне кошмаром!
В таком цветущем, или точнее сказать, расцвеченном виде мы с Денисом и застал её в палатке. Валя безостановочно рыдала, закрыв лицо руками. Нам стоило большого труда хоть как-то успокоить её, и узнать, что же произошло. Наконец она убрала руки от лица и, беспрестанно всхлипывая, бессвязно принялась рассказывать свою грустную историю. Впрочем, как только мы увидели её лицо, комментарии уже не потребовались. Мы видели, как она кокетничала со Славой, а дальнейшее развитие событий предугадать было не трудно. Синий кровоподтёк покрывал почти половину её лица. Первые два дня после удара глаз вообще не открывался. Затем веко стало подниматься, а синячище начал переливался ото дня ко дню всеми оттенками синего, красного, зелёного, жёлтого цветов и их разнообразных сочетаний. Это буйство красок продолжалось ещё недели две!
На разноцветный портрет Вали, проезжая по каким-то, вдруг срочно возникшим делам, группами и поодиночке, приезжала посмотреть вся экспедиция. Заезжал сюда и сам виновник – художник Валиного нового портрета – Слава. Он явился с видом кающегося грешника, с посыпанной пеплом головой. С лицом, выражающим сострадание и вселенскую вину, он бил себя кулаком в грудь, рвал оставшиеся на голове волосы, просил прощения у Вали и у нас с Денисом, выставил на стол бутылку спирта и просил в знак прощения и примирения распить её с ним. Раскаивался он столь искренне, что растопил сердце Вали. Мы тем более простили его, так как в схватке с нами сам Слава пострадал гораздо больше, а уж наши острые ощущения были не в счёт. Мы дружно сказали Славе, что всё забыли, распили с ним мировую, и он уехал к себе в отряд счастливым и умиротворённым. Вот так и выясняется, как мало нужно человеку для счастья! Но это будет потом, а сейчас вечер только ещё начинался.
Выяснив, что произошло, мы с Денисом, как поборники справедливости и защитники слабых и обиженных, решили позвать Славу к костру. Я окликнул его: «Слава, можно тебя на минутку». Тот подсел, нервно озираясь, не смотря мне в глаза, и заискивающе спросил: «Чего, Сань?». Он прекрасно понял, «чего» я его позвал! Как говорит пословица: «Чует кошка, чьё мясо съела»! Разговор с ним повёл я: «В награду за такие проказы тебе полагается очередной срок, потому что это подвиг уже достойный зоны, а здесь ещё не зона». Слава начал издавать нечленораздельные рычащие звуки, больше похожие на звериный рык, чем на человеческий голос. При этом он мотал головой из стороны в сторону от большого неудовольствия сложившейся ситуацией.
