Спим с Сашей. Конечно, очень плохо. Несмотря на высоту жарко. Под утро я остался в одних трусах. Спать не хотелось, и я всю ночь любовался небом, далекими звездами, вершинами. Саша под утро заснул.
26 августа. У начальника идет опрос: кто и как себя чувствует? Речь идет о форсировании восхождения и о максимальном снижении груза. Хотя в лагере оставили порядочный груз, все же значительного облегчения не получилось. Подъем крутой, снег лежит неравномерно. Я не спал и меня клонит ко сну.
Отдых через каждые пять минут — первая остановка одна минута, затем пять и десять минут. Однако и при таком темпе ребятам тяжело. С утра самочувствие у них было неплохое, а сейчас еле передвигают ноги.
Сегодня не так жарко, как вчера. Многие подморозили ноги. Часть ребят оттирали ноги дорогой, другие дотянули до лагеря.
Алайская долина еще с утра в сильной дымке. Затем появилась гряда облаков, ближе к Заалаю. Только успел к разбить палатки (провозились долго с расчисткой площадки), как небо беспросветно заволокло облаками и все окунулось в белую мглу. Пошел снег. Высота по анероиду 6500 метров.
Опять началось усиленное подкармливание, после чего самочувствие резко улучшилось. Кроме Рассказова, все чувствуют себя сносно. К вечеру и Рассказов немного повеселел.
27 августа. Спали хорошо. Над нами довольно ясно. Но по предгорьям питали уже облака. Ветер налетал порывами.
С Рассказовым вопрос решен: идет вниз. Артюхов бодрится, уверяет, что чувствует себя замечательно (а утром была рвота). Решили оставить.
Впереди идет мое звено. Склон круто полез вверх. Снег то рыхлый и глубокий, то жесткий, с твердой коркой.
Сегодня оставил в лагере еще кое–какие вещи и все же набралось много (стараюсь облегчить Колоскова). Дышать уже частенько приходится ртом, не хватает воздуха. В горле пересыхает. Едим сухие фрукты: чернослив, курагу. Помогает, но не совсем. Саша пыхтит сзади, чувствуется, что ему тяжело, но не сдает. Отдых по–старому.
Звенья далеко растянулись по склону, и ребята, как грачи, сидят кучками. Под нами в глубину убегает склон, скользят тени, облака. Мы на уровне седловины пиков Ленина и Дзержинского.
Пик Дзержинского мощной снежной шапкой давно уже показался слева и растет, растет. Дальше поднимают, головы и другие пики. С востока тоже начинает спадать занавес Северного гребня. Из–за него лезут отроги Кызыл–агина, а потом и отроги Ледяного мыса. Скалистая гряда с запада лежит уже ниже нас. Выше — второй выступ, до него уже недалеко.
Большой отдых (на час). Ребята утомлены. Подкрепляемся.
Облака налетают и закрывают все плотным туманом. Пересыпает снежком. Медленно побеждается высота. С большим напряжением, шаг за шагом, с частыми отдыхами звено упорно продвигается вверх. У скал Мишино звено, идущее первым, сдает.
Взять стенку пытается следующее звено, но и оно моментально сдает. На скалы, всем на удивление, первым выходит Чернуха, еще так недавно чувствовавший себя на высоте совсем плохо.
Долго сидим и смотрим, как медленно, один за другим, нащупывая рыхлые следы, поднимаются фигуры. Николай Васильевич стоит неподвижно. Говорим о высоте. Я не согласен с показаниями анероида: 6800 метров, а мы ниже пика Дзержинского. Николай Васильевич упорно отстаивает свой анероид.
Здесь придется ставить лагерь. Сегодня уже не подняться выше.
Долго стоим за Николаем Васильевичем, ожидая, когда он тронется. Потом осеняет мысль: да он просто смертельно устал и, видимо, долго еще будет так стоять. Нужно обойти его и быстрее подготовить лагерь.
Начинаем вырубать площадку. У Саши полнейшая апатия, отсутствующий взгляд. Палатки ставим одну к другой по горизонтали, с выходом на восток. Наполовину они врыты в склон.
Опять затянуло облаками и пошел снег. Командиры спешат влезть в палатки. Мерзнут ноги в мокрых шекельгонах. Саша залез первым, затем Арик Поляков и уже значительно позже, пританцовывая на ветру, влезаю я. Крутит метель, в палатку врываются снежные вихри. Стараюсь плотнее прикрыть клапан, но для варки необходимо почти постоянно доставать порции снега. Наконец кухня выкинута за палатку. Полы ее дополнительно закалываю английскими булавками. Улеглись. Однако порывы ветра не дали заснуть. Снегопад. Ноги уже герметически закупорило. Повернуться невозможно. Душно и тесно. В полночь рухнула палатка. Кое–как дотянувшись до ледоруба, лежащего за палаткой, подставил в дыру. Кусок палатки вырвало ветром. Лицо заметает снегом. Спали плохо.
28 августа. Из палатки начальника слышится команда: «Ставь мету!» Команда глухо передается из палатки в палатку. Вылезать сразу, конечно, никто не станет, — замерзнут ноги: холод и ветер зверский.
Вытряхиваем из палатки снег, ставим кухню. Нужно вскипятить чай и натопить воды для фляжек. Дело, требующее много времени. Какао у нас упорно не идет, и никто не пытается даже его приготовлять.
Опять крутят облака по предгорьям, облизывая нижний край нашего склона. В прорывы видна правильная гряда Алайского хребта. Солнце еще скрывается за гребнем пика Ленина, но облака уже освещены. Я вылезаю первым. Холодный ветер спешит насыпать на голую спину порцию снега.
Показались одиночные фигуры и из других палаток. С ужимками, потирая руки, надевают все наличное отепление, переминаются с ноги на ногу (быстрые, красивые движения здесь уже невозможны).
Команда к выходу. Опять растянулись цепочкой по склону. На каждый шаг не меньше двух вдохов, да в промежутках четыре. Заносишь ледоруб — тоже два вдоха. Смотришь на звено сбоку — люди как–то необычно, как манекены, переставляют ноги.
Большой привал. Подкрепляемся.
Сверху окидываешь взглядом волнующееся море облаков, блещущее перламутром. Лишь с юга громады Заалайского хребта прорывают это море и гордо поднимают головы в темную синеву неба. Анероид уже дотянул до 7000 метров (я опять не верю).
На крутом склоне разбиваем лагерь. Поднялись на 300 метров. Дальше идти невозможно: ребята вымотались окончательно. (Я все же надеялся, что сегодня удастся подняться на гребень.)
Началась рубка площадок для палаток. На этот раз условия совершенно неблагоприятные: полуметровый слой снега, а ниже лед. Пришлось вырубать и лед не меньше чем на полметра.
Саша совсем апатичен, стоит, как сфинкс. У Леденева отчаянная слабость. Еремина, Клименко, Искина едва втащил. Траверсируют до своих мест, как слепые, вот–вот свалятся со склона. Леденев даже рюкзак свой не донес, оставил где–то на склоне. Вид у многих удивительно несчастный- Леденев скулит: «У меня обморожены ноги, что же теперь будет?» Я осматриваю. Ноги розовые, просто сильно замерзли. Растираю снегом, затем носком. Леденев охает: «Всю кожу сдерете!» Значит чувствует, это хорошо! Успокоил: «Решительно ничего серьезного нет…» Теперь пусть трет сам.
