Он медленно опустил на стол тяжелые кулаки, перевитые набухшими венами, поднял голову.
— Схоронился зверь, и не слышно его. Следы есть, все у реки держится, а реву не слышно… А в прошлые года в это время уже табун лосих ходил в долине с ним…
Я слушал старика с недоумением. Всю неделю почти каждый день он пропадал в тайге и, возвращаясь, начинал рассказывать о Колченогом… И как же он не слышал рева, когда всего лишь два дня назад мы были вместе в деревне и он рассказывал охотникам, что гон уже в разгаре и Колченогий ходит с лосихами! Зачем же он говорил это?!
Я заварил чай, поставил на стол чайник, соленую рыбу и хлеб. Старик ни к чему не притронулся, но после настойчивых уговоров пододвинул к себе кружку. Молча выпил чай, с грохотом отодвинул лавку и, едва процедив: «Спокойной ночи», ушел на другую половину избы.
Ночь была беспокойная. Я долго не мог уснуть. В настороженно дремлющем сознании все настойчивее всплывала уже знакомая картина: безмолвная тайга, обметенная дыханием осени, тропа вдоль изломанных берегов реки и на тропе отчетливый след прихрамывающего лося. Вспоминая рассказы Лобова и местных охотников, я старался представить Колченогого на этой тропе…
…Колени его заплыли тяжелыми горбами нароста. Он ходил по тайге, горбясь и тяжело припадая на передние ноги, за что и получил от людей свою кличку. Ни от одного охотника в долине Киренги я не слышал, чтобы когда-либо встречался в тайге зверь, более могучий телом и более великолепный в своей неустрашимой силе, чем Колченогий — одинокий, угрюмый лось, поселившийся в Зеленой Долине.
Ранней осенью, когда подернутая морозцем тайга затихает так, что в безветрии слышится шорох опадающего листа, призывный рев Колченогого взбудораживал мирный покой Зеленой Долины. Прокладывая новые тропы, Колченогий метался по берегам реки, и неистовым ревом вызывал противников на поединок. И осмелившийся откликнуться и принять бой чаще всего спасался бегством от верной гибели. Какой дух природы вселился в этого могучего зверя? Не только осенью, в пору брачных битв, но и в другие времена года Колченогий не терпел ничьего присутствия в Зеленой Долине, ни один зверь не ступал на пробитую им тропу. Лосиные и оленьи тропы отворачивали от долины в верховьях реки, где кончались владения Колченогого. Лосиная семья порой не разлучается почти до самой весны, когда у самок уже начинается отел, или остается вместе до следующего гона. Но Колченогий уже зимой бродил в долине один.
Нередко свежий след прихрамывающего лося видели у околицы деревни. И было непонятно, что побуждает его бродить вблизи человеческого жилья. Здесь у Колченогого были заклятые враги — лайки, хорошо знающие свое дело.
Деревенские псы в летнее безделье часто сбиваются в стаю и по нескольку дней пропадают в тайге. Натыкаясь на свежий след Колченогого, они не раз устраивали на него облавы. Однажды они выгнали его из тайги в поле и, применив волчью тактику загона, прижали к стогам. В этот вечер два особо ретивых пса из стаи не вернулись к своим дворам. Скоро их нашли с проломленными черепами неподалеку от стогов. Это были хорошие промысловые собаки, натасканные на белку и соболя, ходившие не раз и на медведя. Случилось это происшествие как раз перед началом промыслового сезона, и обозленные хозяева погибших псов, сговорившись, решили втихую разделаться с Колченогим. И кто знает, как ушел бы Колченогий от их мести, если б не проведал об этом Василий Тарасович. Вечером в большедворском клубе произошло событие, о котором долго еще вспоминали не только в окрестных деревнях, но и в далеком районном центре.
Когда идет новый кинофильм, в тесном зале деревенского клуба, как говорят, яблоку негде упасть. Большинству обязательно хочется посмотреть именно первый сеанс нового фильма. Но анархии и беспорядка в маленьком клубе нет, здесь каждый зритель знает свое постоянное место, которое уж сосед не займет. А если на том месте и сидеть не на чем, то приносят с собой стул или, по-семейному, лавку. Василий Тарасович обычно садился на край чьей-нибудь лавки у самых дверей. В клуб он зачастил недавно и своего постоянного места пока не имел. Но он никогда не жаловался, что из-за своего роста видит только верхнюю половину экрана, в то время как нижняя мелькает кусками между плеч и голов впереди сидящих. И только после сеанса, выбравшись из душного зала, он долго растирал ладонями одеревеневшую шею.
И вот наступил памятный вечер. Давно уж пора было начинать сеанс, и зал выражал свое нетерпение разноголосым гулом и свистом, когда в проеме двери показался киномеханик. Он загадочно улыбался, размахивал руками и, дождавшись тишины, объявил:
— Сейчас будет выступление одного товарища, а потом сразу начнем!
Он скрылся, а из-за его спины выбрался Василий Тарасович. Но на старика никто не обратил внимания, и все оглядывались на дверь с недовольным бурчанием и любопытством. Но постепенно зал с удивлением стал поворачивать головы вслед леснику, а он неуклюже, боком протискивался между рядами прямо к маленькой сцене. Поднялся и, обернувшись к залу, встал перед экраном, молча ожидая, когда утихомирятся.
Подстриженная, волнистая бородка серебристым гребнем обрамляла его широкоскулое, прорезанное морщинами лицо. Глаза из-под навеса седых бровей уставились в одну точку. Вылинявшая гимнастерка, перехваченная широким офицерским ремнем с надраенной бляхой, без складок, плотно обхватывала крепкое тело. На сапогах застыли блики электрических ламп.
— Го! Ты погляди-ка, — хмыкнул кто-то в глубине зала, — дед на свадьбу никак собрался…
Но никто не поддержал брошенную реплику, и притихший зал сотней нетерпеливых и любопытных глаз смотрел на изменившегося, непохожего на себя лесника Лобова.
Василий Тарасович откашлялся и медленно обвел зал взглядом.
— Я вот зачем пришел, — начал он вдруг глухим, срывающимся голосом. — Сам я полвека в тайге промышляю. Да и вы знаете, что хорошая собака охотнику и добытчик, и сторож, без нее какого зверя добудешь? Верно ведь?
Старик глотнул воздух и замолчал, словно ожидая поддержки у зала, но зал молчал.
— Но разве не бывает такого, что и добрая собака оплошать может и пропадет под зверем? Всяко-разно в тайге случается, так что охотника ли дело за такое злобу в себе таить и мстить?
Старик на мгновение умолк, потом чуть подался вперед и продолжал говорить громче, словно с каждым словом освобождался от своей скованности.
— И не только у нас — в окрестных деревнях знают про такого зверя. Не похож он на другого, и в тайге другого такого нет! Так уберечь его надо, и неужели свои же, большедворские, скрадывать его будут?.. Нет, такого у нас не будет, и, пока я лесник на кордоне, кто помыслит ходить за ним, со мной встретится!
