После объявления правительственных мер по поощрению развития Амазонии, пышно названных «Операция Амазония», страну охватило возбуждение. Газеты печатали сенсационные репортажи, сочинялись песенки насчет того, что «Амазония — наша и мы ее никому не отдадим». Лучшие репортеры столичной прессы, вооружившись лекарствами от желудочных расстройств и противомалярийными таблетками «аралена», бросились в сельву. И тут-то выяснилось, что Амазония давным-давно открыта. Только не бразильцами, а янки, которые, утратив интерес к каучуку, давно и успешно ведут в «аду» иные свои дела: добывают и вывозят драгоценные виды древесины, создают скотоводческие хозяйства и, что самое главное, занимаются планомерным и обстоятельным изучением глубинных районов Амазонии.
Общественность забила тревогу. В конгрессе была создана комиссия «По изучению проникновения иностранцев в Амазонию», которая в конце 1970 года опубликовала доклад, повергший страну в состояние изумления и нервного шока. В нем отмечалось, что общая площадь купленных американцами земель в Амазонии превысила двадцать миллионов гектаров. Что отдельные латифундии янки превышают по площади территории некоторых европейских государств и ряда штатов Бразилии. Что большинство этих приобретений было сделано в обход действующего в Бразилии законодательства. И что в этой «белой интервенции» приняли участие виднейшие воротилы американского бизнеса, в том числе и Форд. Тот самый, что «денег на ветер не бросает»…
Опубликованные в ходе расследования карты продемонстрировали потрясенным бразильцам, что янки захватили те участки и районы Амазонии, которые считались наиболее перспективными с точки зрения богатства полезными ископаемыми, и в первую очередь, радиоактивными минералами. Кое-что в этих сообщениях было преувеличено падкими до сенсаций репортерами, но все же охватившее нацию волнение было вполне оправданным.
Вот почему откровения и воспоминания высадившегося в Алмейрине сеньора Алмейды разожгли в курительном салоне «Лауро Содре» столь бурную реакцию, что мы едва не проглядели приближение Сантарена — третьего по значению после Белена и Манауса порта Амазонии, расположенного у устья ее крупнейшего правого притока — полноводной голубой реки Тапажос.
Две реки в одном русле
«Алло, кто услышит! Дона Изаура из Портейры сообщает, что дочь ее была в пятницу укушена коброй и тяжело заболела. Кто услышит это сообщение, бога ради, передайте моему мужу Себастьяну на прииск Сан-Домингос под Итайтубой, что его дочь помирает. Пускай приедет проститься с ней. Алло! Алло! Дона Изаура умоляет мужа вернуться домой!»
— Долго будет добираться домой этот Себастьян, — говорит Итамар. — Сначала ему придется ждать самолета до Итайтубы, а ждать можно и два дня, и неделю. Потом нужно спускаться дня два-три по Тапажос до Сантарена, а отсюда искать попутный баркас вверх по Амазонке до устья реки Тромбетас. Еще два дня. А после этого плыть по Тромбетас до Портейры тоже дня два, не меньше. Сколько получилось всего? Дней десять, если все сложится благополучно и всюду будет попутный транспорт…. Вот так живут и так ездят люди в Амазонии.
Мы стоим с Итамаром на самом носу «Лауро Содре». Он сосредоточенно разглядывает серую волну Амазонки, а я любуюсь оливково-голубой чистой водой Тапажос. Удивительная ситуация: вот уже около полутора километров наше судно идет по границе двух рек. Где-то впереди Тапажос впадает в Амазонку, и несколько километров обе реки текут рядом в одном русле — русле Амазонки. По левому борту «Лауро Содре» — темная вода Тапажос, по правому — кофейно-бурая вода Амазонки. Приближается Сантарен, который все мы ожидаем с большим нетерпением: там будет многочасовая стоянка.
Но в этом городе нет пристани, и суда вынуждены останавливаться на рейде, переправляя пассажиров на берег на лодках.
После маленьких поселков, притиснутых сельвой к реке, после вереницы одиноких хижин, торчащих на сваях и прячущихся под кронами пальм, после зеленого однообразия берегов Амазонки, вид Сантарена с реки радует глаз обилием красок: выстроившиеся вдоль берега двух- и трехэтажные дома окрашены в бело-голубые и розовые цвета.
Как и многие другие поселки Амазонии, Сантарен вырос на месте бывшей индейской деревушки. Основателями его были миссионеры-иезуиты, пожаловавшие в эти края в первой половине XVII столетия. Находясь примерно на полпути между Беленом и Манаусом, да еще к тому же у впадения в Амазонку протянувшейся на две тысячи километров реки Тапажос, Сантарен весьма быстро стал важным узлом водных коммуникаций Амазонии. Перепись 1970 года зафиксировала в нем 51 тысячу жителей, занятых выращиванием и переработкой джута, ловлей и вялением рыбы, сбором орехов, огородничеством (Сантарен славится своими душистыми дынями), кустарными промыслами. Спускающиеся к реке улочки встречают гостя Сантарена обилием лавок и мастерских, где можно увидеть самые неожиданные дары Амазонии: корзинки тончайшего плетения, чучела птиц, рыб и черепах, крокодильи шкуры, украшенные ярким бисером темно-коричневые юбки и блузочки из пальмовой коры, расписные сосуды из скорлупы плодов куйа, веера из перьев белой цапли гарсы, раскрашенные раковины и игрушки из сырого каучука.
Основное промышленное предприятие города — фабрика дерюжных мешков — была закрыта за неделю до нашего прихода в Сантарен; в результате шестьсот семейств осталось без средств к существованию. Есть еще здесь несколько лесопилен и предполагается строительство новых деревообделочных фабрик после того, как будет сдана в эксплуатацию строящаяся на реке Куруа-Уна гидроэлектростанция. Еще больше должна оживить город автострада, которая свяжет его со столицей штата Мату-Гросу — Куябой.
Одним словом, Сантарен — это город будущего. Но меня, когда я высадился на пристани этого городка, больше всего волновало его прошлое. Потому что, на мой взгляд, самая интересная его достопримечательность — знаменитая коллекция древнеиндейской керамики (свыше тридцати тысяч предметов), собранная местным адвокатом и владельцем отеля «Уирапуру» Убиражара Бентес Соуза. Ее осмотру я и посвятил большую часть времени, проведенного в Сантарене. Ради этой коллекции я прилетал в этот город еще раз. Ведь древние цивилизации Бразилии, и в частности Амазонии, оставили очень мало следов. Причин этому много: и тропический климат, уничтоживший все предметы и памятники материальной культуры, кроме керамики и каменных скульптур; и варварство белых колонизаторов, миссионеров, авантюристов, проникавших в эти края в поисках золота, драгоценностей и полезных минералов; и равнодушие португальских колониальных властей, сквозь пальцы смотревших на разрушение культуры аборигенов. В результате этого равнодушия оказались, например, потерянными для науки языки многих индейских племен и народностей, сосуществовавших с белыми «цивилизаторами» не одно столетие.
