— И его арестовала обычная полиция и. уголовный розыск?
— Смейтесь, смейтесь, милый друг, но я сообщаю вам немаловажные данные… А похитителя хорошенько отдубасил владелец фруктов, и соседи помогали ему расправиться с обидчиком. И еще я скажу, что у этих дикарей есть один институт, приближающий их к людям.
— Какой же?
— Институт семьи. Она у них упорядочена и устойчива. Это совместная жизнь отца и матери, общие заботы о детях, длительность отеческой и сыновней привязанности. Разве не наблюдали мы это у Ло-Маи? У этих вагди такие же эмоции, как и у представителей человеческого рода. Возьмите нашего Колло… Разве он не краснеет под воздействием моральных факторов? От стыда, от робости, от скромности, от смущения? Вот четыре ситуации, вызывающие у человека прилив краски к лицу, и такой же эффект мы, несомненно, наблюдаем у Колло. Значит, у него есть чувства… И есть душа!
— Но в таком случае, — спросил Макс Губер, — если у вагди столько человеческих достоинств, почему бы не допустить их в ряды людей?
— Потому что они, по-видимому, лишены общей идеи, свойственной нам, мой дорогой Макс.
— Что вы имеете в виду?
— Общую идею, концепцию высшего существа, короче говоря, — религиозность, которая встречается и у самых отсталых, диких племен. Я не заметил, чтобы они поклонялись богам. Ни идолов, ни духовных лиц…
— Если только не считать их божеством короля Мсело-Тала-Тала, к которому нас не подпускают ни на шаг! Хоть бы кончик носа его увидеть!
Оставалось провести заключительный эксперимент: сопротивляются ли эти дикари токсическому[202] действию атропина.[203] У человека этот препарат вызывает обмороки, даже смерть, животные же переносят его без последствий. Если вагди выдержат инъекцию атропина, значит, это животные. Если нет — следует признать их людьми. Но эксперимент нельзя было провести за отсутствием вещества.
Нужно еще заметить, что за все время пребывания пленников в деревне Нгала там не состоялось ни одних похорон.
И оставался открытым вопрос, сжигают ли вагди трупы или закапывают, есть ли у них культ мертвых.
Во всяком случае, если жрецов и колдунов они не видели, то вооруженные воины встречались довольно часто. Для этой службы выбирали самых крепких и красиво сложенных парней. По подсчетам Джона Корта и Макса Губера, таких воинов набралось около сотни, и на вооружении у них были луки, дротики, рогатины, деревянные топорики…
Предназначались ли воины только для охраны короля, или же их использовали для нападения и обороны? Вполне возможно, что воздушная деревня — не единственная в Великом лесу, есть и другие такого же рода. А если жителей в них несколько тысяч, то почему не предположить, что они вступают в войну друг с другом, как это бывает обычно среди африканских племен.
Что касается гипотезы о том, что вагди уже вступали в контакт с туземцами Убанги, Багирми, Судана или с конголезцами, то она маловероятна, как и встречи их с карликовыми племенами, бамбусти, весьма искусными земледельцами. Последних описывают английский миссионер Альберт Ллойд, путешествовавший по Центральной Африке, и знаменитый Стенли в своем отчете о последней экспедиции на Черный континент.
Если бы такой контакт состоялся, о существовании лесных отшельников знали бы уже давно, и Джону Корту с Максом Губером не посчастливилось бы сделать свое открытие.
— Но, мой дорогой Джон, — убеждал экспансивный француз, — как ни мало эти странные типы укокошивают друг друга, однако это обстоятельство дает неоспоримое право зачислить их в человеческий род.
Да, вагдийские воины, судя по всему, не предавались праздности, а устраивали набеги по соседству. После двух-трехдневных отлучек они возвращались, иные покрытые ранами, и приносили с собой различные предметы, хозяйственную утварь или оружие вагдийского производства.
Несколько раз проводник предпринимал попытки выйти из деревни, но терпел неудачу. Охранявшие лестницу воины довольно грубо его перехватывали. Как-то раз ему пришлось бы совсем туго, если бы Ло-Маи, привлеченный шумом, не подоспел на выручку.
Завязался бурный спор между ним и охранником, здоровенным молодцом, которого Ло-Маи называл Рагги. Со своим облачением из кожи, с привешенным к поясу оружием и перьями на голове Рагги производил впечатление старшего среди воинов. Его свирепый вид, повелительные жесты и грубость также обличали в нем командира.
Двое друзей очень надеялись, что после безуспешных попыток убежать их отправят к Его Величеству, и они увидят наконец короля, которого подданные так старательно и ревниво прятали в глубине королевского жилища. Они видели во встрече с правителем единственный выход. Рагги, вероятно, обладал большой властью, и лучше было не вызывать его гнев.
Шансы на побег сводились теперь к нулю, если только вагди, напавшие на какую-нибудь соседнюю деревню, не будут, в свою очередь, атакованы сами. В результате такого нападения, быть может, и представится случай покинуть Нгалу. Но что делать потом?
Впрочем, угрозы нападения на деревню не возникало в эти первые недели, разве что со стороны некоторых животных, которых Кхами и его друзья до сих пор не встречали в лесу. Вагди проводили основную часть своей жизни в воздушной деревне, возвращались туда на ночь, но у них было несколько лачуг и на берегу реки. Они образовывали как бы небольшой речной порт, где стояли рыболовецкие лодки, требовавшие защиты от бегемотов, ламантинов[204] и крокодилов, которыми кишат африканские реки.
Днем девятого апреля вдруг поднялся необычайный шум. Громкие крики доносились со стороны реки. Была ли это атака на вагди подобных им существ? Благодаря своему расположению деревня была защищена от вторжения, но если поджечь деревья, на которых держится Нгала, ее не станет за несколько часов. Быть может, средства, которые вагди использовали против своих соседей, на сей раз обернутся против них самих? Такая вероятность вовсе не исключена.
С первыми же долетевшими воплями тридцать воинов во главе с Рагги кинулись к лестнице и спустились вниз со скоростью и ловкостью обезьян. Джон Корт, Макс Губер и Кхами вместе с Ло-Маи отправились на противоположную окраину деревни, откуда видна была речка.
На хижины, сооруженные внизу, напало целое стадо. Это были не гиппопотамы, а шеропотамы, точнее потамошеры,[205] называемые обычно речными свиньями; они вывалились из густых зарослей и уничтожали все на своем пути.
Потамошеры, которых немцы именуют «Buschschwien», а англичане "bush pigs", встречаются в районе мыса Доброй Надежды, в Гвинее, Конго, Камеруне и производят там большие опустошения. Они меньше европейских кабанов, шерсть у них более шелковистая, а окраска — коричнево-оранжевая. На заостренных ушах пучки шерсти, черная грива вперемежку с белыми прядями бежит вдоль хребта, рыло удлиненное, кожа у самцов между носом и глазами приподнята костистой шишкой. Эти кабаны весьма опасны, а у напавших на вагди было еще большое численное превосходство.
