Осадо — это традиционное и популярное аргентинское блюдо: жаренная на углях говядина без добавления каких-либо специй. Первый раз мы пробовали осадо в Мар-дель-Плате, мне до сих пор непонятно, каким образом не одурманенное никакими специями и приготовленное на углях мясо может быть таким вкусным. Я не думаю, что наше осязание сильно изменилось от недоедания, но мясо было просто фантастическим на вкус. Аргентинцы были несколько встревожены положением в своей стране, все говорили о кризисе. Самым убийственным для них был тот факт, что из трех коров, приходящихся раньше на душу населения, сейчас осталось только две. Это было большим ударом для страны, где жаренная на углях говядина, являясь самой историей, была возведена в ранг духовной ценности. Вторым идолом были матэ, третьим — футбол.
Наконец-то мы пошли навестить знакомых. Ими оказались неимоверно толстый полицейский, его жена и четверо детей. Сидя на низком стуле, полицейский переворачивал на большой решетке шипящие жиром куски мяса. Мяса было столько, что им можно было накормить целый взвод полицейских. Меня знобило и трясло от холода, хотя я видел, что остальным комфортно и хорошо.
Осадо в Патагонии на Огненной Земле, по определению, были первозданным актом. Но красота гор, которые нас сейчас окружали, ничего не говорила этому аборигену-полицейскому, который переворачивал куски мяса на решетке. Только один раз, когда он поинтересовался, когда мы последний раз ели осадо и Валера ответил, что мы его не ели никогда, рука полицейского повисла без движения, и он целую минуту размышлял, относиться ли к этому факту как к шутке или как-то по-другому. Осадо мы запивали сухим красным вином, и я все никак не мог согреться и, наконец, покинул эту компанию и ушел к палаткам спать. Я расстелил под деревом спальник и влез в него весь, с головой, и, не успев погоревать, что не согреюсь, быстро заснул.
Утром мы, не сговариваясь, встали разом и, пройдя к реке по заиндевелой траве, сбросив с себя все, окунулись в холодные струи горной реки, чем ввергли в изумление второй раз вышедшего в этот момент из теплого джипа полицейского. Он посмотрел на наше купание, потом вернулся в джип и оттуда досматривал это интересное кино.
В городской префектуре офицер, ставя штампы в наши паспорта, сказал, что в Ушуае российских яхт еще не было, во всяком случае последние восемнадцать лет, которые он отслужил на этом месте.
За последние сутки, пока на природе мы ели мясо и пили вино, в порт Ушуаю пришел из Антарктиды еще один бывший наш научный корабль, арендованный канадцами для совершения круизов на Антарктический полуостров, «Профессор Шулейкин». Мы с Димой пошли на него с визитом. Сразу же бросился в глаза новый облик, который получило судно. Помещения сверкали. Десяток стюардов, разодетые в оранжевую форму, наводили последний лоск, пылесося ковровые дорожки и протирая панели стен. Девушки-менеджеры, от которых невозможно было отвести взгляд, готовились к приему клиентов. В коридорах, по которым беспрепятственно перетекал запах парфюма, пульсировала английская речь. Экипаж судна был российским. Нас провели к капитану, который перепоручил нас своему первому помощнику, с которым мы поговорили. Интерес был энергичный и обоюдный. Нас интересовало все, что было связано с Антарктидой: маршрут, погода, шторма. Относительно прогноза погоды старпом отреагировал так: «У нас график, и мы ходим без прогнозов. Да и какой смысл? Там все равно прихватит где-то. Выйдем по хорошей погоде, а через день будет шторм, потом он кончится. Главное пересечь Дрейк, на это у нас ухолит около тридцати часов. Когда крепко дует, то стараемся идти по волне». На «Шулейкина», по его коврам, стали проходить первые пассажиры. В основном это были одинокие люди, и почти все в возрасте за шестьдесят. Они с робким любопытством оглядывали помещения и проходили по каютам, куда их вели стюарды. Каждый из них заплатил десять-двенадцать тысяч долларов за две недели настоящих впечатлений, лежащих на бескомпромиссной основе мучений от морской болезни, которую приготовил каждому пролив Дрейка.
Рядом с «Профессором Мульта-новским» стояла большая польская яхта «Фредерик Шопен». Они совершали круиз вокруг Южной Америки и пришли в Ушуаю после того, как посетили остров Пасхи и Вальпара-ис. Капитан и старпом были в возрасте, но это были уже совершенно другие люди, без ориентации на прошлую общность Польши и России. Впрочем, у яхтсменов, встречающихся ниже пятидесятого градуса южной широты, была своя общность, особая национальность, и мы могли не утомляясь часами болтать о своем морском житье-бытье, выпивая несметное количество вина или кофе. Утром «Фредерик Шопен» уходил из Ушуаи и мы долго слышали, как его настойчиво и безрезультатно вызывал по 12-му каналу чилийский порт «Уильяме», мимо которого он проходил. И только минут через пятнадцать, когда яхта вышла за пределы порта, «Фредерик Шопен» бодро и вежливо откликнулся, заваливая чилийцев уверенным и красивым переливом английской речи, но было поздно: поляки проскочили, не заплатив. По минимуму, нам предстоял мелкий ремонт парусов, заправка пресной водой, купить кое-какие продукты и бежать быстрее на юг. При этом я стал серьезно подумывать над тем, а не зайти ли нам, черт побери, на остров Горн?! Остров Горн — это территория Чили, и, чтобы хотя бы высадиться на нем, нужно получить официальное разрешение в чилийском порту «Уильяме», мимо которого нам, так или иначе, предстояло идти, направляясь в пролив Дрейка.
Я сказал Питу, что если он хочет, то мы его возьмем в Антарктиду, и теперь они с Джулией понуро сидели на кормовой банке «Урании-2» и пытались договориться. Джулия, как я понимал, боялась за Пита и за себя, она была уверена, что если они сейчас разлучатся, то это станет роковым событием. Пит рвался с нами, но видел состояние своей подруги и не мог через это перешагнуть. Они плакали, глядя друг на друга, и через полтора часа такого общения Пит объявил, что он не идет с нами. Я, честно говоря, с облегчением воспринял эту весть и поспешил объявить им, что это правильное и мужественное решение и что у ребят все еще впереди. Мы все собрались за столом в кают-компании и под грустные песни Боцмана отпраздновали и прошлые и видимые отсюда будущие события.
Отстояв двое суток в Ушуае, кое-что сделав по яхте, мы были готовы выходить в Океан, в свой последний этап перед Антарктидой. Перед самым отходом к нам пришел парень и попросился с нами до порта Уильям-са. Он представился сотрудником местного туристического агентства и все время «съезжал» на тему громадных, 25-метровых, волн в проливе Дрейка. Мои ребята насторожились, но я сказал, что даже волны в пятнадцать метров — большая редкость в это время. Парня же мы не взяли потому, что сами еще не знали, зайдем в порт или нет. Но зато он сообщил нам, что на любой вопрос по этому региону может ответить капитан яхты «Валхала», который занимается чартером здесь уже несколько лет. Яхта «Валхала» с французским флагом на корме стояла у пирса в двухстах метрах от «Урании-2». Это был большой серьезный кэч с ярко-желтыми мачтами и металлическим корпусом. Капитана с лицом индейца и длинными волосами звали Паскаль. Он понял все с первого слова, пригласил нас к себе и быстро и по-деловому ответил на все наши вопросы. Он рекомендовал нам идти в Дрейк на хвосте циклона, только в этом случае есть вероятность не попасть в зону идущего за ним второго шторма. Еще он сказал, что, скорее всего южнее, шестидесятой широты будут восточные ветра. Такие сведения я мог помнить с удовольствием всю свою оставшуюся жизнь. Эта встреча подтолкнула меня на быстрые действия, и через пару часов, провожаемые Питом и Джулией, под грустную музыку губной гармошки Боцмана, стоящего на корме у флага, «Урания-2» отдала швартовы, сделала круг и пошла в сторону пролива Дрейка.
