Это простой и легковыполнимый план, и недавно возбуждался вопрос о том, чтобы принять его за общее правило для всей рыболовной братии. Действительно, Комитет союза рыболовов Темзы предлагал одобрить его два года назад, но некоторые из старших членов запротестовали. Они заявили, что готовы обдумать предложение, если цифра будет удвоена, и каждая рыба будет считаться за двадцать.
Если у вас как-нибудь окажется свободный вечерок, когда вы будете на реке, советую вам забрести в один из этих прибрежных трактиров и занять место в распивочной. Более чем вероятно, что вам подвернутся два старых рыболова, потягивающих вместе грог; и вы в полчаса наслушаетесь достаточно рыбных историй, чтобы расстроить себе пищеварение на целый месяц.
Джордж и я — не знаю, что сталось с Гаррисом, он вскоре после полудня пошел побриться, потом вернулся и минут сорок чистил свои башмаки мелом, после чего мы его не видали, — итак, Джордж, я и собака, будучи предоставлены самим себе, отправились вечером второго дня ради прогулки в Уоллингфорд, а на обратном пути зашли в прибрежный трактирчик для отдыха и кое-чего иного.
Мы вошли в комнату и сели. Там уже оказался старичок, куривший длинную глиняную трубку, и мы, понятно, разговорились.
Он объявил нам, что сегодня была хорошая погода, а мы сообщили ему, что вчера была хорошая погода, а потом мы уведомили друг друга, что завтра, вероятно, будет хороший денек; а Джордж выразил мнение, что есть неплохие виды на урожай.
После этого так или иначе выяснилось, что мы не здешние и собираемся уехать на следующее утро.
Тут в разговоре последовала пауза, во время которой наши взгляды блуждали по комнате. Наконец они остановились на запыленном стеклянном футляре, помещенном очень высоко над камином и содержащем форель. Она привлекала меня, эта форель: очень уж была чудовищная рыба. По правде говоря, я с первого взгляда даже принял ее за треску.
— Ага! — заметил старик, проследив направление моего взгляда. — Славная штучка, не правда ли?
— Нечто необычайное, — пробормотал я, а Джордж спросил старика, сколько, по его мнению, весит эта рыба.
— Восемнадцать фунтов шесть унций, — сказал наш приятель, вставая и сбрасывая куртку. — Да, — продолжал он, — тому будет шестнадцать лет, третьего числа будущего месяца, как я поймал эту рыбу. Попалась она мне под самым мостом, на пескарика. Сказали мне, что она в реке, а я сказал, что заполучу ее, так и сделал. Не много теперь осталось по соседству таких рыб, сдается мне. Спокойной ночи, господа, спокойной ночи.
И ушел, оставив нас вдвоем.
После этого мы глаз не могли оторвать от этой рыбы. Действительно, рыба была на диво. Мы все еще любовались ею, когда местный кэбмен, только что завернувший в трактир, подошел к дверям с кружкой пива в руке и также взглянул на нее.
— Почтенная форель, — заметил Джордж, обращаясь к нему.
— И то правда, сэр, — ответил он; затем, глотнув пива, добавил: — Пожалуй, не при вас ее поймали?
— Нет, — объяснили мы ему. — Мы не здешние.
— Ага! — добавил он. — Стало быть, как же вам тут быть? Прошло уж около пяти лет с тех пор, как я поймал эту форель.
— Так это вы ее поймали? — поинтересовался я.
— Да, сэр, — отвечал добродушный старик. — Поймал я ее как раз пониже шлюза — то есть где тогда был шлюз — в пятницу после полудня; и всего замечательнее то, что я ее поймал на муху. Я ведь пошел удить щуку. Господь с вами! Даже и не помышлял о форели, и как увидал этого молодца на удочке, убейте меня, если не растерялся маленько. Понимаете ли, ведь в ней весу двадцать шесть фунтов. Доброй ночи, господа, доброй ночи.
Пять минут спустя явился третий человек, рассказавший нам, что это он поймал ее рано поутру на уклейку. А после его ухода вошел степенный, торжественный с виду пожилой субъект и уселся возле окна.
Некоторое время мы все молчали; наконец Джордж повернулся к новоприбывшему и сказал:
— Виноват, надеюсь, вы извините нашу нескромность, ведь мы здесь совсем чужие люди, но мой приятель и я были бы бесконечно благодарны, если бы вы рассказали нам, каким образом вы изловили вон ту форель!
— Да кто же это вам сказал, что она поймана мной? — последовал изумленный вопрос.
Мы отвечали, что никто нам этого не говорил, но почему-то мы инстинктивно чувствовали, что поймал ее не кто иной, как он.
— Удивительная штука — прямо-таки удивительная! — со смехом отозвался степенный незнакомец. — Ибо на деле-то выходит, что вы угадали верно. Поймал ее я. Но забавно, как это вы сразу угадали. Поразительно, право!
И пошел и пошел, и рассказал, как потребовалось полчаса, чтобы вытащить ее, и как у него сломалась удочка. Говорил, что тщательно взвесил ее, придя домой, и что весы потянули тридцать четыре фунта.
Этот также ушел, в свою очередь, а когда он ушел, пришел посидеть с нами хозяин. Мы передали ему различные версии, которые слыхали о его форели; это чрезвычайно его позабавило, и все мы от души хохотали.
— Подумать только, что Джим Бэтс, и Джо Магглз, и мистер Джонс, и старик Билли Мондерс — все рассказали вам, что они ее поймали. Ха-ха-ха! Вот так ловко! — молвил добрый честный старик, трясясь от смеха. — Так это на них похоже — подарить ее мне, поместить у меня, когда бы они ее поймали! Ха-ха-ха!
Затем рассказал нам истинную историю этой рыбы. Оказывается, он сам поймал ее, много лет назад, будучи еще совсем мальчиком; и не благодаря особому старанию или искусству, а просто в силу той необъяснимой удачи, которая, по-видимому, всегда поджидает мальчишку, увильнувшего от школы и отправившегося поудить в солнечный денек с помощью привязанной к дереву бечевки.
Он сказал, что эта форель спасла его от порки и что даже сам школьный учитель заявил, будто она стоит тройного правила и всех упражнений вместе взятых.
В эту минуту хозяина вызвали из комнаты, и мы с Джорджем снова обратили взоры к рыбе.
Форель была поистине поразительная. Чем больше мы на нее смотрели, тем больше ей дивились.
Джордж пришел в такое возбуждение, что влез на спинку стула, чтобы получше рассмотреть ее.
Но тут стул поскользнулся, и Джордж, пытаясь спастись, отчаянно вцепился в футляр с форелью, и футляр с треском обрушился, а Джордж со стулом свалились на него.
— Ты не повредил рыбу, надеюсь? — в тревоге воскликнул я, бросаясь к нему.
— Надеюсь, что нет, — ответил Джордж, осторожно вставая и озираясь.
Надежда его не оправдалась. Форель разбилась на тысячу кусков — я говорю тысячу, но возможно, что их было всего девятьсот. Я их не считал.
Нам показалось странным и необъяснимым, чтобы чучело форели могло таким образом разбиться вдребезги.
