Я глядел вслед удаляющемуся семейству и вдруг ощутил, как Джил сжала мне руку. Это был сигнал: «Давай уедем отсюда поскорее». Я оглянулся через плечо и увидел такси. Двери машины были открыты. Слава богу! Мы запрыгнули внутрь и забились подальше, словно дети, играющие в прятки. Я сжал руку Джил, а она мою, и вдруг я почувствовал неожиданный прилив облегчения, смешанный с эйфорией и верой в будущее. Эти чувства были удивительно сильными. Я понял, что, пока могу держать в своей руке руку Джил, мне ничего не страшно. Мне все будет по плечу. На нас оглянулся водитель.
— Куда едем?
Черт, если бы мы сами знали… Мне было ясно, причем ясно беспредельно, лишь одно. Если бы я мог выбирать, с кем мне провести вечер: с Иисусом или Доном Олмейером — я не стал бы тратить и секунды на раздумья.
Мы опустили стекла, чтобы избавиться от застоявшегося запаха, который бывает в такси, и назвали шоферу адрес. Да, мы ехали не в лимузине, но зато домой.
Старенький домик, окно спальни которого выходило на сосны, удалось найти в округе Мэрин в северной Калифорнии. Мы подобрали отличную школу для нашего сына Макса и обзавелись кучей новых друзей. Место, где мы поселились, оказалось настоящим раем для гурмана, посему в этом плане для нас фактически все осталось по-прежнему. Время от времени мы ездили в Лос-Анджелес на съемки в эпизодах сериалов и кинофильмов, иногда, раз в год, участвовали в постановках спектаклей в Сан-Франциско, однако большую часть времени тратили на дела, далекие от карьеры. Впервые за долгое время мы были вместе и не опасались, что нас может разлучить работа или перспектива ее получения. Мы ощутили себя свободными, и это было прекрасно, но, с другой стороны, это чувство пугало. Когда стали думать, что делать дальше, Джил напомнила, что наша жизнь всегда налаживалась как будто сама собой. Главное — мы любим друг друга. И мы решили воспользоваться неожиданной свободой и попытаться научиться лучше понимать друг друга.
Стали ходить на курсы. Округ Мэрин вообще по всему миру славится как центр самосовершенствования, так что нам не составило особого труда подыскать нужные курсы и семинары, на которых постигали скрытые глубинные аспекты «парадигмы мужчины и женщины». Мы посещали кучу курсов по общению, ходили на лекции, где маститые специалисты многословно объясняли, чего хотят мужчины, а чего — женщины. А еще записались на курсы по сексу. О сексе и обо всем том, что касается секса. Должен признаться, к моему огромному изумлению, я обнаружил, что многого, очень многого не знал.
Все шло просто чудесно вплоть до того дня, когда кассирша в «Милл-Вэлли-маркет» попросила нас оставить автограф. Опустив взгляд, я увидел, что она протягивает какой-то журнал-таблоид. Мне сразу же бросился в глаза заголовок на первой странице: «Звезды «Закона Лос-Анджелеса» вступили в секту сексуальных извращенцев». Сами понимаете, каждое слово в этом заголовке было ложью. Во-первых, мы уже не были звездами, во-вторых, обвинение в извращениях было абсолютным вздором, а в-третьих, за всю свою жизнь мы ни разу никуда не вступали. Членство в обществе автолюбителей Северной Каролины не в счет.
Некоторые друзья стали от нас отдаляться. Наверное, с нами было скучно. Работы становилось все меньше. О нас постепенно забывали. Мы ничего не имели против, но отчего-то было грустно, когда мы видели кого-нибудь из знакомых в сериале или кинофильме в ролях, которые отлично подошли бы нам.
А потом ребром встал вопрос с финансами. Мы по-прежнему жили так, словно были богатыми и знаменитыми, но при этом практически ничего не зарабатывали. Тающие на банковских счетах деньги портили картину идиллии. Я стал подумывать пригласить агента, чтобы он оценил наш дом в Биг-Сюре.[4] В этом укромном местечке мы скрывались, когда хотели побыть наедине. Это был домик нашей мечты, расположившийся на отроге между горами и морем. Мы построили его, когда снимались в сериале и деньги текли рекой. Я понимал, что надо поделиться с Джил моими мыслями как можно аккуратнее. Ведь она часто говорила, когда мы нежничали друг с другом, что в этом домике будем вместе стариться. Пока же меня беспокоило то, что мы становимся все беднее и беднее. Нельзя сказать, что дом в Биг-Сюре обходился нам слишком дорого, но после визита оценщика стало ясно: отказаться от продажи мы не можем.
Слово «дом» вообще забавное. Разные люди подразумевают под ним разное. Джил была единственным ребенком в семье. Ее отец работал так, что семье приходилось переезжать чуть ли не каждый год, поэтому Джил постоянно переходила из школы в школу. В результате Джил очень неодобрительно относилась к переездам. Она говорила, что печется о детях, однако мне кажется, она спокойнее чувствовала себя, когда жила на одном месте. Дом для Джил был всем.
Я же хотел побыстрее отправиться в путь, посмотреть на мир, на то, как живут другие люди. За последние тридцать лет нам с Джил не раз приходилось срываться с насиженных мест, и я ни секунды не раздумывал — с легкостью продавал один дом и покупал другой. Для меня дом — это база, на которой я готовлюсь к следующему приключению. Именно из-за разных подходов к понятию «дом» между мной и Джил всегда существовало некоторое напряжение, и когда я продал наши владения в Биг-Сюре, чтобы поправить финансы, то разбил ей сердце.
А потом, когда наш младшенький, Макс, собрался поступать в колледж, столкнулись наши с Джил разные представления о материнстве и отцовстве. Джил была невероятно привязана к Максу. Не надо считать меня бесчувственным чурбаном — я четко осознавал, что буду безумно скучать по сыну. Однако я воспринимал начало его учебы в колледже как праздник. Он поступил именно на тот факультет, куда хотел, он был преисполнен решимости воплотить свою мечту в жизнь и заниматься музыкой, он был уверен в себе и не сомневался, что выбрал правильный путь. Я же чувствовал себя хорошим отцом. Кстати сказать, осознание того, что у меня что-то получилось, вообще посещает меня нечасто. Но для Джил отъезд Макса представлялся катастрофой: тридцать три года она играла роль заботливой, самоотверженной матери, и вот теперь спектакль подошел к концу и занавес опустился. Поэтому, когда я ставил в лед шампанское, чтобы отметить обретенную свободу, Джил тихо готовилась к последней сцене из «Медеи».
И в тот момент, когда Джил не могла прийти в себя после утраты дома и ребенка, я решил сделать ход конем и попытаться уговорить ее купить домик в Италии. Честно говоря, по этому поводу мы препирались довольно давно. На протяжении долгих лет я безуспешно уламывал ее приобрести дом на юге Франции, в Раматюэле, неподалеку от знаменитого Сен-Тропе. Представляете, пляж в восемь километров длиной, а на нем куча голых молоденьких девушек. Понять не могу, почему она относилась к моей затее с такой прохладцей…
