В Эль-Азайре мы оставили лодку и наняли машину дли поездки в Басру, которую я обычно посещал каждые два месяца, чтобы забрать почту, принять ванну и купить лекарства. Провести несколько дней в комфортабельном доме было весьма приятно. Мои друзья из консульства всегда хорошо принимали меня и моих спутников. Когда мы опять плыли в нашей тарраде, Амара сказал:
— Теперь, когда Фалиха нет, ты должен остановиться у меня. Ты знаешь, что мы небогаты, но все, что у нас есть, твое. Ясин и Хасан проведут это время в своих семьях, мы пошлем за ними, когда захотим снова отправиться в путь.
Через четыре дня мы вошли в канал, который вел к Руфайе, родной деревне Амары. Течение было сильное. По берегам мужчины расчищали землю и увозили срезанные растения в глубь озерного края, работая по колено и даже по пояс в воде. Высокий юноша, у которого рубаха была обмотана вокруг шеи, бежал по воде к нам, выкрикивая приветствия.
— Это Решик, мой брат, — сказал Амара. — В прошлом году он помогал другим управляться с рисом. Теперь у него есть своя земля.
Юноша смыл грязь с ног, сел в тарраду рядом с Амарой, поцеловал его и взялся за шест. Хотя у него было приятное лицо с живым, задорным выражением, в нем не чувствовалось того особого духа, который отличал Амару. На год младше и почти такой же высокий, Решик казался нескладным. Когда он станет постарше и раздастся в плечах, он, наверное, будет сильнее своего брата. Мы прошли мимо первых домов деревни. Дети неслись по берегу за нашей лодкой, так что я чувствовал себя Крысоловом из города Гаммельна.[21] Когда мы остановились, на берегу собралась целая стайка детворы.
— Хасан, беги и скажи отцу, что сахеб приехал к нам в гости, — сказал Амара одному мальчику. Потом он обратился к Решику:
— Проследи, чтобы птенцы принесли все вещи в дом, и не забудь взять тесты.
Ясин и Хасан остались на несколько дней в Бу Мугайфате. В сопровождении Сабайти и еще одного юноши, который приехал с нами, мы зашагали к дому Амары, расположенному на окраине деревни. За ним лежали сжатые поля ячменя, а вдали темнели купы пальм. Отец Амары Сукуб был пожилой мужчина с обветренным лицом и безмятежным взглядом, одетый в чистую белую рубаху и куфию. Он принял нас со спокойной учтивостью. Сукуб держался прямо, но двигался медленно и несколько напряженно, проводя нас в свой дом. Дом был небольшой и низкий, в каждой из его пяти арок было всего по нескольку стеблей касаба. На потрепанной циновке был расстелен потертый ковер с двумя подушками. Проворная женщина средних лет с добрым лицом приветствовала меня:
— Добро пожаловать, сахеб, добро пожаловать в твой дом! Ведь ты Амаре как отец. Благослови тебя Аллах!
За ней стояли совсем маленький ребенок, два маленьких мальчика и девочка лет пятнадцати, прикрывшая наполовину свое лицо.
Амара послал Решика за чайником и отправил Сабайти к его отцу в лавку — купить сахара и чая. Затем с помощью своих младших братьев и стайки других детей он попытался поймать старого петуха. Петух удрал из дома и, шумно преследуемый по всей деревне, был наконец загнан в угол и зарезан. Кроме того, Амара извлек откуда-то рыбу не первой свежести; в этих краях никого не волнует, что рыба с душком. Нага, мать Амары, испекла для нас хлеб в круглой глиняной печи, налепляя сырое тесто на ее внутренние стенки. На суше такие печи можно видеть перед каждым домом, а на озерах женщины пекут хлеб над очагом на круглых глиняных блюдах. Пришел Чилайб, другой брат Амары. Этот крепко сколоченный, молчаливый подросток заботился о буйволах в отсутствие Амары. Хотя ему было не более двенадцати лет, он работал от зари до зари, заготовляя и привозя хашиш. Решик помог Чилайбу перенести хашиш из лодки к дому. Вечером буйволов привязали к кольям перед домом. Если их оставить на ночь непривязанными, они забредут на засеянные поля. Поголовье состояло из буйвола с мрачными глазами, трех буйволиц, телки и теленка. И Чилайб и Амара любили буйволов. Подоив буйволицу, Амара сказал, поглаживая ее:
— Посмотри, какая красавица! И к тому же стельная. Я купил ее на деньги, которые ты дал мне в прошлом году. Скоро, если будет угодно Аллаху, у нас будет настоящее стадо.
Зато Решик был поглощен только своим урожаем и не хотел тратить время на уход за буйволами. Он был сообразителен, дерзок со старшими и, когда его подстрекали сверстники, мог впадать в ярость. Но в поле он с головой уходил в тяжелую работу и по вечерам сидел у стенки усталый, но довольный. Когда Решик рассказывал нам, как идут дела на рисовом поле, он шевелил пальцами, будто все еще рыхлил почву. Летом он страдал от шары — раздражения кожи йог, которое маданы подхватывали летом в воде вокруг деревень и полей, а также на мелководье среди тростников, где водились кабаны. Рисоводы все поголовно страдали этой болезнью и расчесывали ноги в кровь. Раздражение и зуд обычно длились около суток. Я знал, как это неприятно, ибо сам часто подхватывал эту болезнь, охотясь на кабанов.
Арабы ведут счет по лунному календарю, и каждый год один и тот же месяц начинается немного раньше, чем в предыдущий год. Как и земледельцы в Хадрамауте (на юго-востоке Аравии), местные крестьяне определяли начало того или иного времени года по появлению или исчезновению определенной звезды или созвездия, например Плеяд или Сириуса. В начале каждого нового сезона землю по обоим берегам канала ниже Руфайи размечали с помощью тростниковых колышков на делянки равной ширины, которые потом разыгрывали по жребию. Обычно земледелец получал несколько делянок в разных местах. Он мог либо объединиться с другими, либо обрабатывать свои наделы сам (или вместе со своей семьей). В средний год землю расчищали в апреле и засевали рисом в середине мая, когда вода спадала.
Если вода стояла высоко после посадки риса, на расчищенной земле всходили сорняки и заглушали рис.
Перед посадкой зерна риса мочили в воде в течение пяти дней; потом их выкладывали на два дня на солнце под циновки с грузом, пока зерна не начинали прорастать. Различали два вида риса: нисар, который сеяли, а потом прореживали, и шитал, который сначала высеивали в рассаду и через сорок дней пересаживали в почву. Маданы на озерах выращивают только шитал, в то время как азайриджи, чьи земли расположены далеко от озер, выращивают в основном нисар. Здесь, в Руфайе, на краю озер, культивируют оба вида. Решик, который работал в одиночку, на четырех пятых своей земли выращивал нисар, который требовал меньших затрат труда, но давал вполовину меньший урожай по сравнению с шиталом. Нисар обычно убирали в середине октября, шитал — месяцем позже.
