— Правда не ваш! — уперлась госпожа X. — Я знаю, потому что ваш муж спит сейчас на кровати Перси.
— С какой это стати? — загремела госпожа Y.
— Они его принесли и там положили, — объяснила госпожа X., которая уже начинала плакать. — Я и подумала, что Перси должен быть здесь!
Женщины стояли и смотрели друг на друга. Некоторое время стояла тишина, нарушаемая храпом джентльмена по ту сторону полуоткрытой двери.
— Тогда кто же там такой? — вопросила госпожа Y., которая опомнилась первой.
— Не знаю! — отвечала госпожа X. — Я его никогда раньше не видела! Может быть, кто-то из ваших знакомых?
Но госпожа Y. только с шумом захлопнула дверь.
— И что же нам делать? — спросила госпожа X.
— Я знаю, что мне делать, — ответила госпожа Y. — Я иду с вами и забираю своего мужа.
— Но он спит как убитый!..
— С ним такое уже случалось, — сообщила госпожа Y., застегивая свой плащ.
— Но где же Перси?! — разрыдалась бедняжка госпожа X., спускаясь по лестнице.
— А об этом вы, милочка, будете спрашивать у него.
— Если у них там такая карусель, то куда он только может попасть!
— Утром всех обо всем расспросим, — утешила госпожа Y.
— По-моему, эти «Kneipe» просто ужас какой-то! Никогда больше не пущу туда Перси! Пока жива, никогда!
— Дорогая, — заметила госпожа Y., — вот здесь все зависит от вас.
Говорят, Перси больше не ходил на мальчишники.
Но, как я сказал, ошибка заключалась в том, что карточки прикололи к скатерти, когда надо было к сюртуку. А ошибки в нашем мире подвергаются суровому наказанию.
Глава серьезная, так как становится главой прощальной. — Немец с точки зрения англосакса. — Провидение в мундире. — Рай для беспомощного идиота. — Немецкая совесть: ее напористость. — Как, скорее всего, вешают в Германии. — Что случается с добропорядочными немцами после смерти? — Военный инстинкт: так ли он важен? — Немец в роли лавочника. — Чем он живет. — «Передовая женщина»: что здесь, что повсюду. — Что можно сказать против немцев как нации. — «Bummel» окончен.
— Этой страной может управлять кто угодно, — сказал Джордж. — Даже я.
Мы сидели в саду Кайзерхоф в Бонне и любовались Рейном. Был последний вечер нашего путешествия; утренний поезд должен был стать началом конца.
— Я бы записал все, что требуется от людей, — продолжил Джордж, — нанял хорошую фирму, чтобы они распечатали все в огромном количестве, велел бы расклеить по городам и весям, и дело в шляпе.
В мирном, послушном немце наших дней — который мечтает, кажется, только чтобы уплатить свой налог и делать что ему скажут те, кого Провидению было угодно поставить над ним — трудно, надо признать, обнаружить какой-то след своего дикого предка, для кого личная свобода была необходима как воздух; кто избирал судью для совета, но право исполнять приговор оставлял за племенем; кто шел за вождем, но не унизился бы до подчинения.
В Германии сегодня немало услышишь о социализме, но этот социализм будет только деспотизмом, под другим названием. Индивидуализм не привлекает немецкого избирателя. Он хочет — нет, он даже стремится, чтобы его контролировали во всем. Он может быть не согласен — не с правительством, а с его формой. Полицейский для него бог и, похоже, останется таким навсегда.
В Англии мы относимся к нашему человеку в синем как к безвредной необходимости. С точки зрения обывателя, полицейский работает главным образом как дорожный указатель (хотя в оживленных кварталах, как считается, полицейский может пригодиться, чтобы перевести через дорогу престарелую леди). Мы благодарны ему за эти услуги, в остальном же просто не замечаем.
В Германии, наоборот, ему поклоняются как кумиру и любят как ангела-хранителя. Для немецкого ребенка он Санта-Клаус и Бука в одном лице. От него исходят все блага: «Spielplatze» с качелями и гигантскими шагами, кучи песка чтобы драться, лягушатники, ярмарки. За шалости он наказывает. Все послушные немецкие мальчики и девочки как один хотят угодить полицейскому. Если полицейский кому-нибудь улыбнется, они начинают задаваться. А если какого-нибудь мальчишку полицейский погладит по голове, жить с таким ребенком становится нереально; его самомнение невыносимо.
Германский гражданин — солдат, полицейский — его командир. Полицейский указывает ему, по какой стороне улице нужно идти и как быстро. На каждом мосту у входа стоит полицейский и говорит немцу, как этот мост нужно переходить. Если полицейского нет, немец, возможно, сядет и будет ждать, пока утечет река. На вокзале полицейский запирает немца в зале ожидания, чтобы тот не попал в какую-нибудь неприятность. В должное время он выводит немца из помещения и передает на руки кондуктору (который всего лишь полицейский в другой форме). Кондуктор сообщает немцу, где в поезде надо сидеть, когда выходить, и проверит, чтобы немец действительно вышел.
В Германии вы не берете на себя никакой ответственности за самого себя вообще. Для вас все сделано, и сделано хорошо. Вам не надо о себе беспокоиться, и если вы беспокоиться о себе не умеете, вас никто в этом не обвинит; беспокоиться о вас в Германии — долг полиции. Если вы беспомощный идиот, это не избавляет полицейского от своего долга, если с вами что-нибудь произойдет. Куда бы вас ни занесло, что бы в голову вам не времяшилось — он отвечает за вас, он заботится о вас, и заботится хорошо; что есть, то есть.
Если вы потеряетесь, он вас находит. Если вы что-то теряете, он находит и возвращает. Если вы не знаете, что вам нужно, он сообщает. Если вам нужно что-то особенное, он раздобывает. В Германии не нужны специалисты по частному праву. Если вы хотите продать и купить дом, или землю, государство проводит всю сделку. Если вас надули, государство занимается вашим делом. Государство вас женит, страхует, даже сыграет с вами в карты или в рулетку, почти бесплатно.
— Твое дело появиться на свет Божий, — говорит немецкое правительство немецкому гражданину, — остальное сделаем мы. До́ма или на улице, в болезни или добром здоровье, на отдыхе или в работе, мы скажем, что тебе делать, и проверим, как ты это выполнил. Не беспокойся вообще ни о чем.
И немец не беспокоится. Если где-нибудь нет полицейского, немец будет бродить до тех пор, пока не увидит полицейское объявление. Тогда он его читает и делает что там указано.
Помню, как в каком-то немецком городе (в каком точно не помню, это не существенно, такое могло случиться в любом) я увидел открытые ворота, ведущие в сад, где давали концерт. Если бы кто-то захотел пройти в сад через эти ворота, и таким образом попасть на концерт бесплатно, помешать бы ему не смогло ничего. Больше того, удобнее было войти именно здесь, а не тащиться за четверть мили к другим. Тем не менее, никто из проходящей мимо толпы не попытался войти через эти ворота. Все упорно брели под палящим солнцем к дальним воротам, где стоял человек и взимал плату за вход.
