Но через два часа после отъезда, достигнув ущелья Энкуэмада, сразу вышли из тумана. Под ними облака, гонимые легким бризом, разрывались о ребра гор; над ними же была глубокая, свободная от паров лазурь, между тем как их взоры уносились на север и на юг, до далеких морских волн.
Воздух на этой высоте был свежий. Несущие и несомые почувствовали благотворное влияние перемены температуры. К несчастью, дорога, обратившись в тропинку, тоже противилась быстрой езде.
У ущелья Энкуэмада начинался спуск с южного косогора острова. Сначала туристы должны были пройти вдоль нескончаемой скалы в виде полукруга – Роша-Альта. Совершенно сузившись, дорога тянулась вдоль обрывистого узкого прохода, в глубине которого протекал поток, казавшийся на расстоянии маленьким.
В продолжение полутора часов приходилось продвигаться, имея с одной стороны скалу, с другой – пропасть. Несмотря на помощь арьеро, эта часть пути начинала казаться экскурсантам очень длинной, но по выходе из узкого прохода скала вдруг окончилась, а тропинка, снова превратившись в дорогу, свернула направо.
Однако никто не спешил ступить на эту дорогу, теперь превосходную. Все, выстроившись тесным рядом, смотрели.
Они находились на краю прежнего центрального кратера Мадейры. Перед ними на глубине восьмисот метров открывалась пропасть, не поддающаяся описанию, и они в изумлении созерцали одну из самых красивых декораций, созданных возвышенным искусством Творца.
Молча погружали они свои взоры в эту бездну, некогда, в доисторические времена, полную огня, когда остров весь горел, как громадный маяк в необъятном океане. Долго тут сверкала молния, текла лава из ста вулканов, заполняя море, отгоняя воду, образуя берега. Затем плутоническая сила притихла, вулканы потухли, неприступная головня сделалась островом. Последний кратер, в то время как волны уже целые века омывали остывшие берега и все другие кратеры унялись, еще должен был грохотать. Но протекли еще века, и его гнев в свой черед угас. Расплавленные скалы затвердели, оставив между собой эту удивительную пропасть с дикими стенами; потом образовался чернозем, стали пробиваться растения, наконец, могла основаться деревня: страшный кратер обратился в Курраль-дас-Фрейаш (Парк Монахинь), в глубине которого журчит ручей.
Все-таки сильное впечатление производит это место, где грохотали все ужасы земли. Следы этих ужасов оно еще носит. Никто не в состоянии описать его головокружительные стремнины, удивительное нагромождение колоссальных скал, прихотливую фантазию деталей.
Кольцо хмурых гор окружает его.
Налево туристы видели Торринваш, поднимавший свои башни-близнецы на тысячу восемьсот восемнадцать метров; направо – пик Аррьеро, высотой тысяча семьсот девяносто два метра; напротив – самую высокую вершину Мадейры, пик Руиво, вздымавший на тысячу восемьсот сорок шесть метров свое чело, окутанное туманом.
Глубина пропасти с течением времени покрылась дивной растительностью, а в середине показались, как точки, дома и колокольня Либраменто.
План экскурсии заключал в себе спуск в эту деревню. В ней даже рассчитывали найти завтрак. Между тем компания колебалась, убедившись в невозможности пустить лошадей по страшной тропинке, которая множеством излучин уходила вглубь курраля. Легко было бы спуститься на восемьсот метров, но трудно подняться.
Арьерос успокоили туристов. Так как склоны кратера, начиная с этого пункта, непрестанно понижались, то приходилось карабкаться самое большее сто метров и пройти внизу около двух миль, чтобы найти дорогу и лошадей.
Всякое затруднение, таким образом, устранялось, и тревожный спуск начался.
Тропинка, впрочем, была более страшна, чем опасна. Тем не менее она оказалась очень трудна для женщин, и Алиса с Долли должны были воспользоваться помощью Робера и Рожера.
Не без колебания осмелился Робер предложить помощь американке. До сих пор он не позволял себе такой вольности. Однако какое-то смутное влечение побуждало его немного выйти из своей скромной сдержанности. С самого начала этой экскурсии миссис Линдсей часто обращалась к нему, сообщала ему свои впечатления, допускала, даже отчасти искала его общества. Робер, удивленный и очарованный, спрашивал себя: уж не выдал ли его Рожер?
Однако, как велико ни было его желание, он еще не вышел из строгой и холодной вежливости, подобавшей его положению, и в первые минуты спуска не без сожаления предоставил своей даме самой бороться с трудностями тропинки. Тут находились другие, имевшие больше прав, чтобы подать руку помощи, – баронет, Сондерс и особенно Джек Линдсей.
Но Хамильтон и Сондерс, казалось, были исключительно заняты своими драгоценными особами, Джек же спускался последним с рассеянным видом. Он не интересовался своей невесткой и лишь порой бросал на нее взгляд, который заставил бы призадуматься тех, кто подметил бы его. Действительно, ничего нежного не было в этом взгляде, который он переводил с Алисы на бездну, открывавшуюся вдоль тропинки. Может быть, он и не толкнул бы туда невестку, но наверное не вытащил бы ее, если б она оступилась и упала.
Робер поэтому принужден был последовать за оставленной женщиной. В наиболее трудном месте он машинально подал руку, на которую Алиса оперлась самым естественным образом, и довел ее таким образом до глубины курраля. Они дошли до Либраменто, сами того не заметив.
По мере того как спускались с большой высоты, атмосфера становилась удушливой. Но к концу завтрака вдруг поднялся свежий ветер. Очевидно, где-то уже разразилась гроза. Должно быть, уже шел дождь на пиках Арьеро и Руиво, вершины которых скрывались за непроницаемыми облаками.
Во всяком случае, в долине не было дождя. Если небо было серо, то земля оставалась сухой, и не казалось, что это положение должно перемениться. Один из носильщиков, спрошенный по этому поводу, высказался утвердительно. Так, он скорчил неодобрительную гримасу, когда узнал о намерении туристов пройти по курралю две мили. Нерешительный взгляд его на минуту остановился на украшенной облачным султаном вершине Руиво; потом он беспокойно покачал головой.
Тщетно Робер приставал к нему с вопросами; он не мог ничего извлечь из этого олуха, ограничившегося без всяких дальнейших объяснений тем, что советовал путешественникам не приближаться к краю потока.
Робер сообщил это товарищам.
– Вероятно, – сказал он, – проводник боится наводнения, которые так часто бывают здесь. Когда гроза разражается дождем в горах, то часто случается, что потоки, почти высохшие в это время года, вдруг удивительно поднимаются. Прилив длится только несколько часов, но оставляет после себя полное разрушение. Поэтому мы хорошо сделаем, если последуем совету этого крестьянина.
